Мясник повернулся, чтобы уйти. Меченый неожиданно поднялся, легко, даже не скривившись. Что он на самом деле испытывал, оставалось загадкой.

Мэлоки все еще стоял у клетки и держал фонарь. При приближении

заключенного он едва заметно напрягся, но, надо отдать ему должное, с места не сдвинулся.

Заключенный же, совершенно игнорируя гиганта, взялся за прутья решетки и бросил вслед хозяину:

— Я давно уже не мальчик, Мясник! — его голос прозвучал резко и громко. Такой поневоле заставит остановиться любого.

Крайтон усмехнулся, но оглянуться все же соизволил:

— Еще бы. И что?

— И хочу знать, сколько Хайв забашлял тебе за то, чтобы мою задницу сгноили в этой дыре!

Гюрза вздрогнула, услышав знакомое имя.

Улыбка Мясника стала еще шире. Сложно было решить, кто из этих двоих был более отвратителен. Кажется, они стоили друг друга.

— Зачем тебе это? Шанса поквитаться у тебя уже не будет, — почти что ласково ответил Крайтон. Глаза Меченого сузились. — Ты зарвался, мальчик мой, наркотики, власть и вседозволенность окончательно снесли тебе крышу. В нашем деле так нельзя. Хайву нужны люди хладнокровные и послушные, пусть и не такие талантливые. Наш общий знакомый Батиста, например. Я, кстати, слышал, он сейчас объявил охоту на твоих ребят…

— Назови сумму! — упрямо повторил Меченый.

— И что тогда? Ты что же выкупишь у меня свою задницу? Брось, мы оба знаем, что шанса у тебя нет. Ты никому не нужен. Твой клан настолько слаб, что скоро люди Хайва перебьют их всех до единого. Как только изловят.

Меченый ничего не ответил, но его взгляд изменился. Он стал таким…. Гюрза не могла подобрать нужного слова. Этот взгляд навевал жуть. В нем не было ничего человеческого.

Мясник направился к тяжелой железной двери, на ходу обратившись к гиганту:

— Мэлоки, прихвати с собой госпожу Хэм, у меня для нее новости.

Гюрза почувствовала просквозивший меж лопаток холодок. Дверь ее клетки уже открывали.

Меченый и Мэлоки тем временем смерили друг друга взглядами, и надзиратель отошел от клетки заключенного. До поры, до времени.

Кажется, она ошиблась, и этот ублюдок протянет гораздо дольше ее.

* * *

— Мои парни постарались, — прокряхтел Мясник, устраиваясь в кресле, — умеют они шкуру подпортить. Впрочем, им досталось не меньше, — неожиданно он усмехнулся и мотнул головой, — а Меченый не теряет хватку, одно скажу точно — это он так развлекался, хотел бы убить, убил бы. Меченый ведь не за красивые глаза прославился, — и он жутковато улыбнулся.

Гюрза устроилась на знакомом стуле, вернее, ее устроили.

Та же обстановка, та же охрана, только Янг нет. Гюрза почему-то расстроилась, несмотря ни на что, девочка ей приглянулась.

Мясник промочил горло. Знакомый хрустальный бокал с красным вином. Все на своем месте. Все под рукой, так привычно, так комфортно.

Интересно, что стало бы, ели бы она вытащила его жирную тушу из роскошного кресла и лишила всего, что он имеет? Наверное, славное было бы зрелище: господин Крайтон в одном из своих «номеров люкс» с соседями, о которых можно только мечтать.

Мясник продолжил после паузы:

— У нас у всех свои таланты, девочка моя. Его талант убивать. Он был рожден таким. И поверь мне, в этом с ним мало кто сможет потягаться. Такие люди, как он не способны ничего создать, они лишь сеют разрушение и смерть. Абсолютную. Именно то, что царствует здесь, на Островах.

Гюрза слушала вполуха. Байки о крутых отмороженных ублюдках могли впечатлить кого угодно, но только не ее, Не хватало еще смутные времена вспомнить, когда на Островах шла самая настоящая война, как раз то времечко, которое Гюрза и застала.

— Каждому времени свои герои и злодеи, да? — продолжал тем временем Мясник, словно прочитав ее мысли. — И если бы Восьмерка еще существовала, Меченый определенно занял бы место среди них, а то и потеснил бы, превратив Восьмерку в Единицу имени себя любимого, — и он хохотнул, — да-а-а, за то, чтобы полюбоваться, как Меченый рвет ту же Гюрзу, я бы многое отдал. Была у нас в те времена такая вот… ох и лютая же сука, скажу я тебе.

Женщина замерла, напрягшись внутренне настолько, что, кажется, перестала дышать. Вот оно. Именно этого она и опасалась. Мясник не забыл. Ни дня, ни секунды.

— Вот это вот, — Крайтон склонился вперед и указал пальцем на свои глаза, — это произошло не без ее участия, и если бы мне хоть раз довелось пересечься с этой мразью, будь уверена, живой бы она от меня не ушла. Впрочем, здесь очень многие хотели бы поквитаться и с ней и с прочей Восьмеркой. Жаль, что не мне выпала возможность убить и Гюрзу, и прочих семерых. Зато спасибо Хайву, очистил остров от этих мразей. Правда, лишил меня возможности кое с кем поквитаться, ну да ладно. За меня это сделал кто-то другой.

Да. Она сама и сделала.

Этот разговор нравился Гюрзе все меньше. Теперь, когда они перешли к Хайву, Гюрза стала вести себя вдвойне осторожнее. Именно Хайв был тем, с кем она хотела связаться. Именно с ним она заключила сделку двенадцать лет назад, и именно ее руками он расправился с членами Восьмерки. Так Гюрза и выбралась с Островов, при помощи Хайва, который помог ей пропасть из поля зрения и приобрести билет в один конец. Выходит, Хайв теперь сотрудничает с Мясником. Впрочем, как и очень многие на островах, включая и тех, кто был здесь двенадцать лет назад, и кто знает Гюрзу в лицо. В том числе и Мясник. Хорошо, что он слепой, ох, как хорошо.

Женщина едва удержалась, чтобы не выругаться. Хорошенькое дельце, ничего не скажешь.

— Ну, так вот, вернемся к нашему другу. Тебя подобрал Батиста на том острове, а знаешь ли ты, как он называется?

Гюрза покачала головой, но тут же вспомнив, что он слеп, соврала:

— Нет.

— «Остров Черепов». Милое местечко, да? Если пройти вглубь, то можно найти заброшенные деревни, всего их там шесть.

Воспоминания о мрачных старых хижинах, окруженных влажными зелеными джунглями, отдавали какой-то трупной вонью.

— Так вот, раньше там жили племена. Обычные люди. Дети, старики, женщины. Но однажды пришел человек с большой земли и захотел их земли, — «птичьего дерьма», вспомнила Гюрза рассказ отца. — Люди уходить не пожелали, и большой человек приказал убить их. Убить всех до единого.

Мясник замолчал, словно бы давая ей возможность представить ту картину ужаса и боли, которую испытали эти люди.

Гюрза поняла, куда он клонит:

— Это делал Меченый?