лучше сразятся за свою свободу и, может быть, погибнут, чем будут ждать голодной смерти, расстрела или работы до смерти. Во многом повстанцы действовали как типичные бандиты, сопротивляясь расширению центральной власти, а в их случае – установлению более тесного контроля со стороны центральной лагерной администрации на Руднике216.

Вооруженное восстание на Лесорейде отозвалось по всему ГУЛАГу военного времени. Узнав о восстании 27 января 1942 года, Берия разослал телеграммы всем начальникам лагерей и главам республиканских, областных и городских управлений НКВД. Он кратко рассказал о восстании и приказал значительно усилить охрану217. Немедленно было начато расследование заговора, стоявшего за восстанием. Следствие завершили к 16 сентября 1942 года. В различных преступлениях обвинили восемьдесят шесть заключенных, и пятидесяти из них вынесли смертный приговор218. Помимо этого следствия по уголовному делу, НКВД Коми АССР поручили выяснить обстоятельства, приведшие к восстанию. Расследование выявило систематические нарушения целого ряда правил ГУЛАГа, особенно тех, что требовали строго отделять заключенных от незаключенных, и были немедленно приняты меры для исправления ситуации. Лагерную охрану перевели в состояние «полной боевой готовности», и оружие стали усиленно охранять. Начальников лагпунктов и командировок из числа бывших заключенных, осужденных за контрреволюционные преступления и бандитизм, уволили с их постов. По всем лагпунктам, которые еще не были зонированы, разослали приказ установить ограждения к февралю 1942 года. В апреле нескольких служащих Воркутлага и окрестных лагерей уволили за халатность и некомпетентность, в том числе такую крупную фигуру, как А. И. Захламин, начальник политотдела Воркутлага. Кажется, только одного служащего Воркутлага осудили в связи с восстанием – оперативника НКВД, который служил на Лесорейде всего за несколько месяцев до восстания. Он обвинялся в том, что игнорировал информацию от осведомителей о готовящемся мятеже219.

Начальник Воркутлага Тарханов был наказан на удивление легко – «постановкой на вид», что было лишь немногим хуже выговора220. Но все же было понятно, что его дни во главе Воркутлага сочтены. Тот факт, что восстание началось у Тарханова под носом и возглавлялось начальником лагпункта, которого он лично назначил, служил очередной черной меткой для человека, чей кредит доверия стремительно сокращался. Хотя производство угля более чем удвоилось между 1941 и 1942 годами, Воркутлаг не выполнил своего плана на 1942 год221. Воркута считалась слишком важной для ведения войны, чтобы и дальше терпеть эту неспособность выполнять плановые задания. В начале 1943 года Тарханова сняли с должности начальника лагерного комплекса.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ОТ КОЛОНИИ К ТЫЛУ

Примерно тогда же, когда восстание на Лесорейде подавили грубой силой, шло сочинение другой версии истории основания Воркуты. Этот альтернативный нарратив был таким: воркутинский уголь открыл не Георгий Чернов в 1930 году, а местный охотник, коми по национальности, Виктор Яковлевич Попов десятью годами раньше. Как писал сам Попов в письме члену Политбюро Лазарю Кагановичу в августе 1940 года, он обнаружил черные камни на берегах реки Воркуты в 1921 году, задолго до приезда Чернова или еще кого-нибудь из Москвы. Заметив, что камни хорошо горят в костре, он послал целый мешок в Москву, в Кремль. Хотя письмо Кагановичу, кажется, не достигло адресата, история Попова привлекла внимание гулаговских властей. Они выяснили, что утверждения Попова имеют под собой почву (неизвестно, на каком основании), и передали письмо в Совнарком Коми АССР, который наградил охотника 1000 рублями222. Кроме того, версия Попова стала официальной историей основания Воркуты. В 1946 году на первой странице «Правды» появилась статья «Сияние севера» об истории Воркуты, согласно которой открытие Печорского угольного бассейна началось с мешка угля от Попова, полученного Сталиным в Кремле в 1919 году (а не в 1921‑м, как писал сам Попов)223.

У нас нет документов с ясным объяснением, почему поповскую историю внезапно сочли более убедительной, чем черновскую, но нетрудно догадаться, почему она понравилась властям. Если уголь открыли в 1921 или 1919, а не в 1930 году, этот факт добавлял дополнительное десятилетие и новый мифологический пласт о периоде между открытием угля и строительством трудового лагеря на берегах Воркуты. Давно прошли времена начала тридцатых, когда советская печать открыто писала о трудовых лагерях и даже хвасталась ими как образцами для всего мира, как в случае Беломорканала, увековеченного в посвященной ему книге224. Лагеря теперь окружала секретность, особенно после начала войны с Германией225. История Попова подкупала еще и тем, что описывала открытие угля как местное, национальное открытие народа коми. В этом отношении она хорошо вписывалась в антиимпериалистическую риторику советской империи и сочеталась с идеей, будто большевики не подавляют нерусские народы, а позволяют им достичь истинной национальной самореализации внутри советской системы226. Черновская версия событий, возможно, просто казалась слишком колониальной, особенно с учетом того, что экспедиция Чернова была частью программы исследования региона, начатой до 1917 года, в скверные стародавние времена Российской империи.

Во многих важных аспектах подмена одного мифа об открытии другим символизирует трансформацию, пережитую Воркутой с 1930 по 1942 год. Решение послать туда заключенных для строительства угледобывающего поселения в 1931 году воспринималось как откровенно колониальный проект многими высшими руководителями советского партийного государства, особенно Генрихом Ягодой. В начале тридцатых Воркуту публично и приватно называли колонией, а некоторые ее заключенные официально относились к категории «колонистов»227. Но в 1936 году все это полностью изменилось. Не только перестали на какое-то время публично обсуждать Воркуту, но и сама идея использовать ГУЛАГ как прямой, откровенный инструмент колонизации была забыта. Воркута стала теперь важным фронтом в войне режима против тех, кого он считал своими политическими врагами, – местом заключения тысяч «контрреволюционеров», переполнивших систему ГУЛАГа в середине десятилетия. После кровавой вакханалии Большого террора, когда сотни заключенных на Воркуте были расстреляны в массовых казнях, Воркутлаг выделили в отдельную административную единицу. В 1940 году Сталин и Берия решили, что уголь в этом регионе имеет большое стратегическое значение, и началась новая волна экспансии, связанная с ростом добычи угля. После начала войны с Германией в июне 1941 года добыча угля на Воркуте стала неотъемлемой частью политики военного времени. Воркута считалась уже не колонией, а важным элементом советского тыла, которому вскоре предстояло ценой тысяч жизней соединиться с общесоюзной железнодорожной сетью через Северо-Печорскую магистраль.

В ходе этих событий Воркутлаг пережил грандиозную трансформацию. Первую маленькую группу заключенных привезли летом 1931 года, но в течение десяти лет из нее вырос обширный лагерный комплекс, вмещавший около 30 тысяч узников. На протяжении большей части тридцатых