Остается найти предлог для приватного разговора с Марией Саволайнен, чтобы проверить нашу догадку.

В пятницу Юлия Сергеевна пребывала в ностальгическом настроении. Марию и Сашу она окружила таким заботливым вниманием, словно вознамерилась стать матерью осиротевшим детям. После обеда она предложила гостям расположиться в шезлонгах на балконе и завела пространную речь о современной поэзии. Отпрыски Чижовых, явно далекие от этой темы, быстро заскучали. Саша, сидя на широком резном ограждении, глазел по сторонам и считал повозки, проезжающие по Приморскому шоссе. Мария то и дело зевала, прикрывая рот пухлыми пальчиками. Беседу поддерживала одна Ванда Федоровна. Ада попробовала было в самом начале заикнуться о Гумилеве, но Юлия Сергеевна тотчас разразилась бурной тирадой:

– Ах, Гумилев, этот герой провинциальных барышень! Он был тираническим мужем для бедной Анны Андреевны. А его стихи! Сплошной оторванный от жизни эстетизм. Говорят, теперь он сделался мэтром, проповедует поэтической детворе бездушную виртуозность. Что ж, его гумилят можно только пожалеть.

После таких аргументов у Ады пропало желание вести дискуссию. Додо стоял в дверях, скрестив руки на груди, и откровенно забавлялся происходящим. Пару раз он наклонялся к Марусе и Тане и что-то шептал, отчего девушки начинали хихикать, нервно поглядывая на Нежинскую. В конце концов она оскорбилась.

– Денис Осипович, вы здесь как пятое колесо в телеге. Я насильно никого не удерживаю. Неинтересно – можете пойти в библиотеку, завести граммофон и послушать Шаляпина.

– У вас есть граммофон! – сразу оживилась Мария Саволайнен. – Ой, а можно мне послушать? Только я не умею заводить.

– Позвольте, я помогу, – вызвался Додо и бросил многозначительный взгляд на Аду.

– Я бы тоже не отказалась послушать Шаляпина, – проронила она кротко, извиняющимся тоном.

– Ступайте, – Юлия Сергеевна махнула рукой, словно говоря: вы совершенно безнадежны. – Сильва и Эдвин. Наивно было ожидать от вас чего-то другого.

«Сильва», «Эдвин» и Мария пересекли гостиную и вошли в библиотеку. Ада поразилась, как в небольшой комнате поместилось столько книг. Стеллажи располагались вдоль двух стен, от пола до потолка, у третьей стены, напротив окна, стояли уютные кресла. Центр комнаты занимал стол, на котором красовался граммофон с рупором, похожим на раскрывшийся бутон гигантского цветка. Тут же обнаружилось несколько коробок с пластинками. Еще одним украшением библиотеки, несомненно, являлась терракотовая печь с рельефным декором в югендстиле14. Изразцы были изготовлены на одном из немецких заводов. На всем перешейке не насчитывалось и десятка домов, которые могли похвастаться такими печами.

Додо медленно двинулся вдоль книжных полок, читая названия на корешках, а девушки принялись перебирать пластинки. В основном это были односторонние «элитарные» записи компании «Граммофон» со знаменитыми красными этикетками. Ада отложила для прослушивания Собинова, Шаляпина и Карузо. Коллекция Нежинской включала также грампластинки с черными этикетками – записи опер и оперетт, эстрадных куплетов и цыганских романсов, а еще фонограммы поэтов и писателей.

– Брюсов, Бунин, Леонид Андреев… Поразительно! – бормотала Ада, роясь в коробке.

Немногочисленные пластинки, имевшиеся на «Вилле Рено», свидетельствовали о любви семейства Шпергазе исключительно к городскому романсу.

Мария Саволайнен, оторвавшись от разбора музыкальных записей, хитро посмотрела на Додо.

– Кажется, Юлия Сергеевна решила поставить крест на нашем литературном просвещении. Признайтесь, Денис Осипович, вы ведь нарочно ее раздражали?

– Я усмотрел в ее словах о провинциальных барышнях намек на Аду Михайловну и не смог этого простить.

– В вас нет ни капли снисходительности, – притворно пожурила его Мария.

– Ошибаетесь. Я снисходителен к тем, кто заслуживает снисхождения.

– С вашей точки зрения.

– Разумеется.

Ада подняла голову. Момент был подходящим.

– Мария Ивановна, можно задать вам личный вопрос?

– Отчего же нет. Спрашивайте.

– Это касается барышни, утонувшей в одном из прудов каскада, когда вы еще жили на даче. Вы помните тот случай?

Лицо Марии вытянулось.

– Как такое забудешь! Именно тогда и заболел Сашенька.

– А эту барышню действительно никогда раньше не видели в Келломяках? – осторожно поинтересовалась Ада. – Вы совершенно уверены, что не встречали ее прежде?

– Ну, по правде сказать, я и мертвую ее не больно хорошо рассмотрела. Ее обнаружил Пекка, он работал у нас садовником. Кстати, так мы и познакомились. Так вот, папеньку и его деловых партнеров, которые тогда гостили на даче, вызывали на опознание. Но никто ее не признал.

– Госпожа Принц рассказала нам, что полиция рассматривала версию убийства. А вы что думаете, Мария Ивановна?

С этими словами Ада быстро взглянула на Додо. Он хоть и не вмешивался в разговор, слушал очень внимательно.

– Да что тут думать, дело давнее, – пожала плечами Мария. – Ежели и был убийца, его не нашли. Давайте поставим пластинку Шаляпина, уж больно хочется послушать.

Пока Додо вращал ручку граммофона, Ада предприняла еще одну попытку:

– Госпожа Принц сказала, что Зинаида Алексеевна поделилась с нею подозрениями относительно любовного романа Ивана Ивановича с незнакомкой. Простите, но я должна спросить. На что ваша мама могла пойти, чтобы удержать вашего отца?

Додо слегка нахмурился: Ада ступила на тонкий лед, тут требовалась деликатность. Игла заскользила по пластинке, и из рупора полилось: «Вниз по матушке, по Волге». Мария ошеломленно таращилась на собеседницу. Заговорила она не сразу.

– У папеньки была… другая женщина? Это правда? – она перевела взгляд на Брискина, и тот утвердительно кивнул. – Боже мой. Теперь я понимаю…

– Что? – насторожилась Ада.

– Незадолго до того, как нашли утопленницу, я застала маменьку в слезах. Я хорошо это запомнила, потому что никогда не видела, чтобы она плакала. Маменька сидела на скамейке ко мне спиной, комкала какую-то бумажку и тихо повторяла: «Я на всё готова, на всё». Я испугалась, подошла. У нее на коленях лежала раскрытая книга. Я спросила, что стряслось, а она глаза подняла и так посмотрела, словно сквозь меня. Жуть. Не сказала ничего и ушла в дом.

– Очевидно, именно тогда ваша мама нашла записку Ивана Ивановича к любовнице. Так значит, она твердила, что на всё готова?

– Да. Я ничего не поняла, но теперь… Быть может, вы и правы, и она задумала отомстить той барышне. Ой, – вдруг спохватилась Мария, – вы ведь об этом никому не скажете? Маменьку здесь уважали. Прошу, не губите ее доброе имя! Прошлого всё одно не вернуть.

Голос Шаляпина умолк, пластинка, поскрипев, остановилась.

– Это останется между нами, даю вам слово. И Денис Осипович будет нем как рыба.

Обе девушки требовательно посмотрели на Додо. Он пожал плечами, таким образом выразив согласие, и взял пластинку с записью Собинова. Но в эту минуту в приоткрывшуюся дверь заглянула Дуня.

– Госпожа просила передать, что больше не сердится и зовет вас пить чай.

Уже под вечер, проводив Марию и Сашу до Приморского шоссе,