class="p1">— Сейчас плюнет! — ляпнул Адам по-английски, проворно отступая на безопасное расстояние. Вова прыснул. Его, похоже, огромные двугорбые животные нисколько не пугали.

Проводник заулыбался и покровительственно положил руку на массивный горб, похлопал ласково.

— Перво-наперво: подходи к верблюду с уважением, но без страха.

Человек-платок взялся продемонстрировать. Он спокойно подошел к сидящему животному с левой стороны, привычным движением сел между горбов.

— А теперь внимательно! — прокомментировал Абдель. — Когда он встанет, держаться надо крепко.

По команде верблюд поднялся — сначала на передние ноги, затем на задние. Погонщика при этом так болтануло, как в украинском селе антенну на крыше, но он удержался. С лица Адама не сходил скептицизм: затея путешествовать верхом по Сахаре явно нравилась ему все меньше и меньше.

Мы по очереди оседлали наших парнокопытных. Человек-платок проследил, чтобы животные не взбрыкнули, даже когда Адам, недостаточно замахнувшись, случайно двинул ногой по горбу. С лица оператора буквально сошла краска, но на морде верблюда читалось лишь снисхождение к очередному двуногому и стоическое терпение. Не парься, двуногий, не ты первый такой неуклюжий.

Наш маленький караван медленно, но настойчиво двинулся вглубь пустыни. Повсюду — золотые дюны, нижняя кромка неба постепенно окрашивается оранжевым закатным светом. И все это с трехметровой высоты. Маленький мальчик внутри меня, когда-то отчаянно жаждавший путешествовать, ликовал: он будто попал на обертку конфеты «Кара-Кум». А подросток вспомнил забытый вкус сигарет «Кэмел».

Вечером в пустыне не жарко и не холодно. Просто хорошо! И просто тотально тихо, словно наша небольшая группка попала в безвременье, где ничто мирское не имеет значения. Только податливый песок под копытами верблюдов, бескрайние просторы и закат, знаменующий конец этого удивительного дня. Я раскинул руки широко-широко — так, что в грудной клетке что-то хрустнуло от напряжения. Хотелось плыть по пустыне, обнимая весь мир.

Через несколько часов добрались до поселения бедуинов. Белые шатры кочевников сливались с песком и издалека напоминали большие дюны. Было здесь и несколько хижин, сплетенных из сухих стеблей. Внутри, прямо на земле, расстелены ковры и циновки. Проходи, садись, будь гостем! Можно лишь представить, как раньше путники, странствуя по Сахаре, видели свет костра и тянулись к нему, словно мотыльки.

Неподалеку от поселения за хлипкими заборами отдыхали козы и овцы.

— Как только в небе появляется Венера — это знак, что пора загонять стадо в загоны, — сказал Абдель, проследив за моим взглядом.

Жизнь кочевников накрепко связана с жизнью животных, о которых они терпеливо заботятся. Дети, от мала до велика, привлекаются к уходу за скотом. Самые простые занятия взрослые поручают едва только научившейся самостоятельно ходить детворе. У них есть занятия поинтереснее — смартфоны. Место стоянки бедуины всегда выбирают не случайно: рядом обязательно должно быть подходящее пастбище и источник воды.

Здесь таким источником был рукотворный колодец, совершенно не похожий на те колодцы, что я привык видеть на родине. Это широкая дыра в несколько метров в диаметре, стены которой укреплены камнем, сверху накрыта металлической решеткой. Вокруг колодца, метров на десять-двадцать, все устлано плоскими камешками. Как пояснил Абдель, это что-то вроде «санитарной зоны», где бедуины поддерживают неукоснительную чистоту. Здесь не ходят животные, непозволительно играть детям. Вода в пустыне — святое. Если что-то случится с источником — поселению придется срочно искать новый.

Человек-платок провел нас дальше, чтобы развьючить верблюдов и оставить их отдыхать на стоянке. На подходе мы услышали глухой перестук деревянных колотушек, болтавшихся на шеях животных. На фоне сгущавшихся сумерек звук казался потусторонним.

— Это для тех, кто в темноте ищет дорогу домой, — пояснил Абдель, помогая погонщику развьючивать своего верблюда. — Пустыня бывает суровой, но на все воля Аллаха. Жизнь бедуинов во власти природы и Бога. Иншааллах, друг мой.

Мечеть в поселении тоже была. Позже Абдель подвел нас к ее крытому павильону: над входом в святое место арабскими буквами выведено слово «Аллах». Внутри на земле — коврики для намаза с арабскими письменами. Мне понравилась эта простота.

Тем временем на Сахару вовсю опустилась ночь, плотная и звездная. Бедуины пригласили нас в «столовую» — палатку, в которой прямо на полу был обустроен импровизированный стол. Небольшие эмалированные чаши, в которых горели свечи, стояли по краям. Мы расселись на циновках, подвернув ноги по-турецки, и хозяева угостили нас горячим чаем.

Идеальную тишину нарушали треск костра вдали и негромкий арабский говор. Несколько бедуинов собрались у огня и готовили еду для себя и для нас — белых путников. Было видно, что они никуда не торопятся, насыщенный трудовой день окончен и теперь осталось только насладиться ужином. Я выглянул из-за полога и заметил в руках одного из них барабан, обтянутый верблюжьей кожей.

— Почему бы нам всем не собраться у костра? — предложил Адам. Сказал шепотом, будто не хотел нарушать спокойствие ночи.

Действительно, почему бы и нет? «Материал получится первоклассный», — по привычке отметил я и сам себя мысленно отругал. Как верно подметил утром Абдель, важно уметь отключаться от работы и просто наслаждаться настоящим. Просто быть в моменте.

Бедуины, похоже, владели этим искусством лучше всех. Кстати, как рассказали нам в поселении, это название произошло от арабского «бадауин» — «обитатель пустынь». Их образ жизни сейчас мало чем отличался от того, каким он был сто и даже двести лет назад. Все так же кочуют и перегоняют караваны, занимаются скотоводством и привечают случайных путников. Разве что кока-колу хлещут возле костра. Раньше такой роскоши не было.

— Салям алейкум! — я поприветствовал обитателей пустыни, устроившихся у костра, и мы по очереди пожали друг другу руки. Адам с Вовой, мои бессменные камерамены, приготовились снимать каждую секунду этой сказочной арабской ночи, чем немного смутили бедуинов. Они нет-нет да и бросали на аппаратуру косые взгляды и в целом стали вести себя более сдержанно.

Как ни странно, Вова на этот раз проявил чудеса тактичности и первым спрятал камеру, пока хозяева не набрались смелости. А осмелели они буквально после того, как пустили по кругу туго набитый косячок. Я не смог устоять перед удовольствием раскурить бедуинскую «трубку мира». Вытянувшись, положил под голову куртку и зарылся босыми ногами в прохладный песок, заземлился. На сиренево-синем небе загадочно мерцал Млечный Путь. Где-то в стороне блеяли овцы, доносился мелодичный перестук верблюжьих колотушек. Смеялись дети.

Адам с Вовой тоже смеялись. Показывали бедуинам видео, как Адам днем пытался оседлать верблюда. Пересматривали раз десять и все вместе заливались хохотом, хлопая себя по ляжкам. Один из бедуинов — кажется, Халим — принялся вдохновенно рассказывать о том, что каждый уважающий себя мужчина должен уметь ухаживать за верблюдом и