Утренний свет проникал в окно квартиры, образуя полукруг на кухонном островке. Постепенно он разросся до полного круга и накрыл лицо Виктории. Она крепко спала на диване, открытый блокнот лежал на груди. Девушка проснулась от удушья. До рассвета она читала дневник Сантьяго. В большинстве записей не было ничего примечательного: поход к врачу, выходные с отцом, просмотр телевизора. Все еще вялая спросонья, Виктория уставилась на фотографию трех школьников, засунутую под заднюю обложку блокнота. Двое других мальчиков, должно быть, Игор и Габриэль. Викторию затошнило от частей про мастурбацию и проникновение в дом Терезиньи. Каустическая сода? Значит, их игры состояли не только из метания яиц по машинам, как уверял Атила… Все гораздо серьезнее. Неужели он никогда не читал дневника своего сына? Это походило на погружение во внутренний мир близкого, но в то же время и такого далекого человека. Виктория знала почти все эти имена – и соседей, и учителей. Несколько раз упоминались ее родители. Лежа она дотянулась до мобильника на кофейном столике. Кроме десятков звонков от Арроза пришло сообщение от доктора Макса с вопросом, придет ли она на сегодняшний сеанс. Она ответила, что да.

Угроза, исходившая от Сантьяго, была незримой, расплывчатой. Даже в собственной квартире Виктория чувствовала себя беспомощной. Что Сантьяго хочет от нее? Нельзя позволить паранойе одержать верх, иначе конец. Виктория потянулась до хруста в суставах и надела прислоненный к кровати протез. Взглянула на блокнот, открытый на том месте, где она остановилась. Ей хотелось читать дальше. Девушка была уверена, что найдет нечто важное, но нужно немного времени, чтобы прийти в себя. Когда она прочитала про корчащуюся в агонии кошку Терезиньи, ее чуть не вырвало. Виктория спала совсем мало – максимум часа четыре – и теперь ощущала последствия недосыпа: плечи болели, глаза слипались.

После горячего душа ей полегчало. Захотелось вытащить из-под кровати старые коробки, в которых хранились документы, семейные альбомы и памятные вещицы (например, письма от Санта-Клауса и Пасхального Кролика с подсказками, как найти спрятанные подарки), но она уже опаздывала. Виктория сунула перочинный нож в карман штанов и вышла на улицу, вглядываясь в прохожих и водителей машин. Ее испугал какой-то человек, стоявший на перекрестке и глазевший на нее. Она перешла на другую сторону улицы – по спине пробежал холодок – и обогнула квартал, чтобы получше рассмотреть незнакомца со спины, крепко сжимая перочинный нож. Уже в нескольких шагах от него Виктория поняла, что это просто уличный торговец: рядом с ним стоял прилавок с конфетами и жвачкой. Увидев ее, он похотливо улыбнулся и спросил, не хочет ли она чего-нибудь пососать. Девушка просто молча ушла.

Она появилась у кабинета доктора Макса с опозданием на пятнадцать минут, позвонила в звонок и подождала пару секунд. Когда дверь открылась, Виктория опешила: перед ней стоял гладко выбритый доктор. Она никогда не видела его без бороды и не сумела скрыть удивления.

– Да, знаю… Я выгляжу по-другому, – сказал он, приглашая ее войти.

– Как ваша рука? – поинтересовалась Виктория, заметив, что его кисть по-прежнему забинтована.

– Заживает. Не беспокойся об этом.

Совместная поездка, похоже, ничуть не изменила их отношений в приемной доктора. Но сдержанная озабоченность на лице Макса не могла скрыть того, что психиатр выглядел оживленнее и веселее обычного. Впервые Виктория уловила в докторе какую-то слабость. Ей практически нечего было сообщить ему, и девушка решила пока не рассказывать про дневник. Макс поинтересовался, как она теперь справляется с ситуацией, начиная в полной мере осознавать случившееся. Виктория призналась, что на самом деле не знает, как быть: она все еще чувствовала угрозу и не имела ни малейшего представления о планах Сантьяго. Возможность его возвращения тревожила ее. Она боялась в любой момент потерять контроль над собой.

– Твоя жизнь очень рано пошла наперекосяк, – заметил доктор Макс. – А теперь ты пытаешься все контролировать.

– Если бы только я могла…

Он сочувственно улыбнулся:

– Понимаю. Но поскольку это невозможно, в конечном счете ты перестаралась, компенсируя это.

– Каким образом?

– Убегая… Мы уже говорили об этом. Алкоголь служил тебе своего рода побегом от реальности. И твоя семья часто тоже.

– Гибель моей семьи – реальность, – сердито возразила Виктория. – Как и надпись на стене моей спальни.

– Вопрос в том, как ты распоряжаешься этой реальностью… Я смотрю на тебя и вижу двух Викторий, которые борются друг с другом, перетягивая канат. С одной стороны, ты взрослый человек – работаешь, оплачиваешь счета и делаешь все, что обычно делает двадцатичетырехлетняя одинокая женщина. С другой – иногда ведешь себя как ребенок, избегая эмоционально сложных отношений и фантазируя о какой-то идеальной семье.

Его учительский тон раздражал. Виктории захотелось встать и ударить Макса по лицу, но вместо этого она спросила:

– Чего вы хотите от меня?

– Вопрос в том, чего хочешь ты. Запереться в квартире и жить как четырехлетняя девочка? Или принять прошлое и понять, кем ты являешься сейчас?

– Я понимаю, кто я.

– Это правда… – Доктор закинул ногу на ногу. – Ты не прячешься от самой себя. Ты прячешься от всего мира.

Он подался вперед. Их лица оказались совсем рядом. Макс продолжал говорить, но Виктория больше не слушала. Она с нетерпением ждала окончания сеанса и, прощаясь, не стала приближаться к психиатру. Чего он хотел? Чтобы она вела себя так, будто ничего не случилось? Незримое присутствие Сантьяго очень мешало ей сделать Арроза и Джорджа частью своей жизни. Она не могла отрицать неких чувств к этому писателю, но в то же время не могла его во все посвятить. Он никогда не поймет.

Виктория переходила улицу Ассамблея, когда спиной почувствовала, что за ней наблюдают. Она сунула руку в карман, ощутив тяжесть перочинного ножа, и ускорила шаг. Добралась до кафе «Моура» почти в половине одиннадцатого утра, сильно запыхавшись. К ней тут же бросились с расспросами Марго и Эллен; на их лицах читалось беспокойство и любопытство.

– Семейные проблемы, – объяснила Виктория, скрывая свое огорчение.

Из кухни вышел Бели, и она не смогла увернуться от его объятий. Виктория торопливо рассказала ему обо всем. Шеф был потрясен, но она заверила его, что все в порядке, и попросила ничего не говорить тете Эмилии. Расскажет сама, когда придет время…

Виктория оглядела зал. Время обеда еще не наступило, и было довольно пусто: занято всего пять столиков. В углу, где обычно находился Джордж, сидела в обнимку, щебеча и смеясь, какая-то парочка. Виктория пошла в туалет умыться. Стоя перед зеркалом, она заметила, что еще больше похудела. Последние несколько дней девушка практически ничего не ела – ее выдавали торчащий подбородок и запавшие глаза.

Виктория работала весь день и сумела забыть о своих проблемах, сосредоточившись на сортировке заказов, обслуживании столов и контроле за выпечкой в духовке. Она машинально поглядывала из кухни в сторону двери каждый раз, когда кто-то входил, но Джордж не появился. В семь часов вечера Виктория попрощалась с Бели, пообещав вернуться завтра, и на выходе из кафе заметила Джорджа, который стоял, прислонившись к фонарному столбу на углу, докуривая сигарету. У нее просто гора с плеч упала, когда она поняла, что он ждет именно ее, хотя и пыталась скрыть свой восторг. Джордж выбросил окурок, затоптал его, сунул руки в карманы и направился к ней.