– Да какой он вам брат, молодой господин! Приблуда он, так все говорят!

Олдер же лишь еще больше насел на Калиста и прошипел, точно дикий кот.

– Кто – все? Отвечай!

Калист же, которому отнюдь не светило отдуваться за кухонные сплетни в одиночку, немедля зачастил.

– Дык, все в людской говорят… Мол, Дариен этот – приблуда. Через месяц-два ваш батюшка отправит его отсюда куда подальше – чтоб ни вам, ни госпоже Олинии глаза не мозолил…

– Вот значит как… – Олдер зло выдохнул и недобро, по-отцовски, прищурившись, посмотрел на Калиста.

– А с каких пор слуги стали обсуждать действия хозяев!.. Это не вашего ума дело, Калист, и я обо всем расскажу отцу! – тут Олдер отвернулся от Калиста и, подошедши к молча взирающему на эту сцену Дариену, произнес. – Пойдем к морю…

Дариен в ответ лишь согласно кивнул головой…

Олдер действительно привел брата к морю – но не на отмель, а в свое самое любимое место – туда, где срывающийся со скал ручей образовывал небольшой водопад. Смочив платок в ледяной воде, Олдер протянул его Дариену.

– На, приложи к губе, а то опухнет… – и, устроившись на одном из нагретых летним солнцем валунов, сказал. – Не позволяй слугам так обращаться с тобой! Ты – мой брат, и они не смеют даже косо взглянуть в твою сторону.

Дариен, приложив мокрую ткань к губе, устроился на соседнем камне, грустно вздохнул.

– Брат, но незаконный… Если бы я мог, то и не появлялся бы здесь никогда…

Олдер нахмурил брови:

– Почему?

Дариен пожал плечами…

– Думаешь, я не понимаю… Твоя мать меня терпеть не может, и я здесь чужой…

Олдер чуть склонил голову к левому плечу, задумчиво взглянул на Дариена.

– А отец?

Этот вроде бы простой вопрос заставил Дариена серьезно призадуматься. Но через пару минут он все же сказал:

– Я его не знаю. Почти…

Олдер поерзал на своем валуне:

– Как так? Разве он не навещал тебя?

– Навещал… – Дари снова вздохнул. – Иногда… Мы с матерью жили в маленьком доме в деревне, а он приезжал, привозил матери деньги на обзаведение, ворчал, что она копается в земле на огороде, хотя в этом нет нужды… Проводил в доме несколько дней и снова уезжал.

– Ясно… – Олдер почувствовал, как всколыхнувшаяся в нем на мгновение ревность угасла без следа. Сводный брат видел отца не чаще, а то и реже, чем он сам… А Дариен между тем продолжал рассказывать…

– Знаешь, моя мама… Она не любила сидеть без дела. Всегда чем-нибудь занималась, а во время работы – пела… Красиво очень, только грустно… Я ее готов был целый день слушать, да и отец, когда навещал нас, всегда просил ее спеть для него: особенно ему нравилась одна баллада – лаконская. В ней рассказывалось про то, как девушка обещала дождаться уезжавшего на войну ратника, но, не сдержав своего слова, вскоре стала невестой другого, а погибший воин, став слугою Седобородого, пришел к ней на свадьбу… А еще отец любил пирожки, которые она делала…

– Ну, у нас никто лаконских песен не знает, да и стряпает только прислуга… – Олдер поудобнее устроился на валуне и как можно более уверено заявил. – Все еще образуется – вот увидишь…

В тот день они переговорили, казалось, обо всем на свете – так долго молчавший Дариен наконец-то высказал все, что накопилось у него на душе, а Олдер, в ответ, поведал ему о своих радостях и печалях… В имение мальчишки вернулись вместе и с тех пор стали закадычными друзьями. То ли из-за этого, то ли из-за примерного наказания Калиста шепотки за спиной Дариена на время утихли, вот только совсем уж спокойным житье мальчишек так и не стало. Олинии дружба братьев была точно соль на рану, и когда Гирмар уехал из имения по делам, мать тут же вызвала сына на разговор…

Честно сказать, Олдер не очень любил бывать у матери: всюду, куда не повернись, либо цветы в дорогих вазах, либо хрупкие безделушки, готовые свалиться со своих мест от малейшего неосторожного движения. Мальчишка, способный пройти по узкой скальной тропе с закрытыми глазами и вскарабкивающийся на деревья, точно заправская белка, в покоях матери чувствовал себя скованным и неуклюжим. Не приведи Семерка, что-нибудь перевернешь! Мать, конечно, не будет ругаться, но целый день будет ходить с таким расстроенным лицом, что…

Впрочем, войдя к Олинии, мальчишка, взглянув на нее, сразу же понял – такого лица он у матери еще никогда не видел. Напряженное, застывшее, словно маска! Олиния сидела в кресле, неестественно выпрямившись, и теребила в пальцах уже весьма измятый платок. Взглянув на сына, она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и почти мгновенно угасла. Олдер замер перед матерью, так и не дойдя до кресла нескольких шагов, а Олиния вздохнула и произнесла.

– В последнее время ты ведешь себя очень неразумно, сын. Тебе не стоит так тесно общаться с Дариеном.

Мальчишка чуть склонил голову к левому плечу, задумчиво взглянул на мать:

– Почему? Отец ведь не против!

Олиния тяжело вздохнула:

– Твой отец слеп, и не видит того, что вижу я. Дариен – двуличная и лживая тварь – такой же, как и его мать! Дружба с тобой нужна ему лишь для того, чтобы приблизиться к отцу.

Олдер нахмурился. Со словами матери он был не согласен, но, припомнив не так давно подслушанный разговор родителей, возразил:

– Это не так, мам. Дариен вообще не умеет врать – если бы ты с ним поговорила, ты бы сама убедилась.

В ответ на такое предложение Олиния лишь фыркнула, точно разъяренная кошка.

– Мне смотреть на него противно, не то, что говорить!.. Но я и без всяких бесед знаю, что такое Дариен! Пойми, Олдер, этот выродок не может тебе быть ни другом, ни братом. Он наверняка умолял твоего отца привезти его сюда, а приятельствует с тобою лишь для того, чтобы, получше узнав Гирмара, стать его любимцем. Ты и охнуть не успеешь, как этот выблядок отберет у тебя внимание отца и станет первым, а ты – законный и старший, окажешься в стороне!

Последние слова мать почти что прошипела, а Олдер, слушая ее, не мог поверить собственным ушам. Дариен никак не подходил на ту роль, что выдумала ему Олиния, которая видела брата, словно в кривом зеркале. Более того, она была глуха к любым возражениям, но Олдер все же попытался:

– Все не так, мам. Ты ошибаешься. Дариен совсем не такой, как ты вообразила… И не он со мной пытался подружиться, а я с ним!

Впрочем, это его возражение ни к чему не привело. Олиния, скорбно покачав головой, вздохнула.

– Ты, сын, слишком мал, чтобы понять, но я же вижу… Просто пообещай мне, что больше не будешь водиться с Дариеном. Я ведь не о многом прошу!

– Нет! – Олдер вскинул голову, блеснул глазами. – Он мой брат и друг, чтобы ты, мама, не думала!

– Олдер! – громкий выкрик Олинии мальчишка оставил без внимания. Чуть склонив голову, как и полагается почтительному сыну, он покинул комнаты матери, ни разу не обернувшись.