длинные походы, которых требовала деятельность книгопечатника и книготорговца. За эти недели Эразм сдружился с Парацельсом, который вызвал в нём чувство глубочайшего восхищения. Эразм консультировался у него в письмах относительно своего здоровья, которое Парацельс находил подорванным подагрой и болезнями печени и почек с очевидным наличием камней в последних. В своём ответе (приложение 1) он поставил Эразму этот диагноз, отверг медикаменты, которые тот принимал, и предложил лекарства от его недугов. На это Эразм дал такой ответ (приложение 2):

«Есть все основания, О Целитель, чьим посредством Бог даёт нам телесное здоровье, пожелать неизменного здоровья твоей душе… Я ощущаю боли в печени, о причинах которых догадываться не могу. Уже много лет я знаю о проблемах в почках. Третий недуг я не вполне представляю себе, тем не менее, как мне кажется, есть какая-то напасть. Если существует какая-нибудь лимонная микстура, которая способна умерить боль, прошу тебя прислать её мне. Я не могу предложить вознаграждение, соответствующее твоему искусству и твоей учёности, только неизменную признательность души. Ты вернул из царства теней Фробениуса мою вторую половину, и если ты вылечишь меня, ты вылечишь двух в одном лице. Прощай,

«Эразм Роттердамский».

Проницательность в постановке диагноза изумила Эразма, которому хотелось, чтобы Парацельс мог продлить на какое-то время своё пребывание в Базеле; и его восхищение великим целителем, несомненно, повлияло на решение членов магистрата, принятое ими несколькими неделями позже.

Базель пребывал в состоянии раскола в вопросе Церкви. Во главе католиков стоял Людвиг Бер, проповедник кафедрального собора и профессор факультета теологии в Университете. Эколампадий возглавлял партию протестантов. Он согласился принять назначение в церковь Св. Мартина при условии, что не будет обязан соблюдать католический чин богослужения; и начал отправлять обряд Святого Причастия в скромной манере реформаторов по сочинённому им самим ритуалу. Партия католиков ненавидела его. Члены магистрата не были едины, но в Великий пост 1526 года большинство поддержало католиков, и магистратура издала указ о запрете забоя скота и продажи животной пищи в течение всего поста.

Людвиг Бер послал делегацию поблагодарить их за этот указ и предложил в знак признательности удлинить скамью каноников в кафедральном соборе за счёт включения туда горожан и предоставить этим новым членам равные защиту жизни и имущества, налоги, а также право войти в любую гильдию.

Однако по прошествии нескольких месяцев разделение на партии стало более явным, и большинство членов магистрата высказались за реформы. Вскоре во многих церквях использовали сборники псалмов для прихожан на немецком языке, а в сентябре члены магистрата приняли постановление о том, что Евангельские чтения во время проповедей следует осуществлять без сокращений и изменений, как написано в четырёх Евангелиях, в Посланиях Павла и в Ветхом Завете, и что всякое каноническое учение, не признанное этими источниками, следует прекратить. 29 октября было издано новое постановление, согласно которому монастырская собственность забиралась в пользу бедных и на всеобщее благоденствие.

Такие быстрые перемены происходили благодаря Эколампадию, чьё личное влияние достигло высшей точки. Но в университете католики ещё сохраняли авторитет и враждовали с реформаторами, которые пытались умерить их власть. Должность городского врача оставалась вакантной, весьма важная должность, так как в придачу к лечебному присмотру за Базелем она включала обязанность чтения лекций по Медицине в Университете и надзора за городскими аптеками, основная часть которых жила за счёт непомерных цен, запрашиваемых за негодные пилюли и отвратительные отвары по канонам школы Галена.

Право назначать на эту должность принадлежало магистрату, а не Университету. Однако медицинский факультет мог вмешиваться и во врачебную работу, и в чтение лекций, если назначенный доктор не отвечал их требованиям. В предыдущих назначениях он, вероятно, давал рекомендации и даже имел решающее слово в выборе. По-видимому, для представления членам магистрата, которые находились в зависимости от Эколампадия, кандидат был уже определён. Он являлся близким другом Фробена и Эразма, которые горели желанием привлечь Парацельса в Базель.

Нет точных сведений, чтобы охарактеризовать симпатию Парацельса по отношению к реформаторам в то время, но она, определённо, была такой, что вызывала их доверие. Ему было хорошо известно, сколь низко пала Церковь, как она возводит в правило невежество и препятствует прогрессу. Нам предстоит узнать из его собственных высказываний, что он думал о поповской братии. В своей работе „Five Qualifications of a Doctor“ («Пять Специальностей Врача») он утверждал, что ни священник, ни монах не годятся в целители, настолько невежественна, алчна и безнравственна вся эта компания. Самыми злостными из его недругов были монахи нищенствующего ордена, самозванцы-врачеватели, которые прогнали его от постели больного маркграфа Филиппа Баденского и мошеннически лишили его вознаграждения.

Здесь вздор молол один знаток,

Отвар его чудесный больному не помог.

И вот уже астролог задрожал,

Чей гороскоп бессмертье предвещал.

Сменить его спешит монах,

Благое средство мнёт в руках,

У рта страдальца теребит,

Бесспорно, подлинный реликт —

Платочек Девы Пресвятой,

А тут ещё один, другой

Мошенник шайки плутовской,

Ни мук не зная, ни стыда,

(Любил он жуликов всегда)

Суёт под нос больного зелье,

Им спешно сваренное в келье,

Которым, если воскурить,

В миг можно пациента отравить,

Едва он смрад вдохнёт зловонный,

И стона не успеет испустить.

И я того врача анафеме предал.

Монаха-брата к совести призвал,

Кудесника премудрого прогнал,

И клятвенно я им пообещал,

Что с первым облаком зловонным

От смеси адской, подожжённой,

Проснётся демон непокорный,

С трудом вместившийся в мой меч.

В итоге часа не минуло,

Как князь владетельный заснул

Тем сладким сном, каким не спал

С тех самых пор, как князем стал.

Браунинг представляет картину жизни в соответствии с тем, как её описал Парацельс.

Вот что он говорил о Лютере:

«Противниками Лютера являются, по большей части, фанатики, беспринципные люди, ханжи и негодяи. Почему вы называете меня Лютером от медицины? Вы же не имеете в виду удостоить меня чести, присваивая мне такое имя, потому что вы презираете Лютера. Но мне не известны никакие иные враги Лютера, кроме тех, чьи потребительские перспективы нарушаются его реформами. Его враги те, на чью тугую мошну он покушается. Я предоставляю Лютеру отстаивать то, что он утверждает, я же должен отвечать за то, что я говорю. Кто бы ни был противником Лютера, он заслуживает моего презрения. То, что вы желаете Лютеру, вы также желаете