и сейчас находится в Улан-Баторе. Оттуда приедет к нам. На тридцатое сентября, это воскресенье, назначена его лекция в пединституте, там вы с отцом могли бы встретиться. Начало – в час дня. Придете к двенадцати, посидите в институтском буфете, потом пойдете на лекцию. Отец договорится со сменщиком и освободит этот день. Вам ведь разрешено по выходным выезжать в Улан-Удэ?

Я сказал, что да, но с письменного разрешения Шибаева. В заявлении надо указать причину поездки, и если он сочтет ее уважительной, выдаст разрешение на определенный день, с такого-то часа до такого-то.

– У вас в запасе еще две недели. В качестве основания для поездки укажите посещение зубного врача… Хотя нет, это легко проверить. Напишите лучше, что хотите взять в республиканской библиотеке необходимые вам для работы книги. Только действительно их возьмите, – попросил Цаганжапов и заторопился к автобусной остановке.

19

Перебежчик сказал правду: через пару дней пушка была готова. На закате, едва бригада покончила с ужином, китайцы на лебедке втащили ее на угловую башню и установили на лафете. В бинокль я определил, что покрытый защитной краской ствол сделан из железной, видимо, трубы диаметром три-четыре дюйма по всей длине, без утолщения в казенной части. Должно быть, в резиденции здешнего амбаня, после революции отошедшей к фудуцюню, имелся водопровод или даже канализация с металлическими, а не керамическими трубами. В задней части ствола я рассмотрел что-то похожее на прицельные приспособления, наверняка носившие декоративный характер.

Наши цырики усеяли обращенный к крепости склон холма между лагерем и главными воротами. Здесь они оказались в пределах досягаемости винтовочного выстрела, но любопытство – в крови у монголов, оно в них пересиливает страх. Так уссурийский тигр, рискуя шкурой, выходит из тайги посмотреть на грохочущую лесопилку.

Сам я был абсолютно уверен в нашей безопасности. Полковник Лян не для того затеял этот спектакль, чтобы распугивать публику ружейным огнем со стен, его цель – продемонстрировать нам, что при попытке штурма Бар-Хото мы будем иметь дело с артиллерией.

Подошли Наран-Батор с группой офицеров и Зундуй-гелун с дербетами. Мы с Цаганжаповым и присоединившимся к нам Дамдином стояли отдельно от того и другого.

– Китайцы могут подделать всё что угодно, – говорил Дамдин. – Я видел сработанные ими ходики, которые не ходят, и кофемолку, которая не мелет. Они думают, что, если точно скопировать внешность какой-нибудь вещи и долго делать вид, будто пользуешься ею как настоящей, она заработает на скопившейся в ней энергии веры в ее подлинность. Есть очень характерная китайская притча о шляпе…

Мое внимание было поглощено происходящим на башне, но я отметил, что сейчас он похож на себя прежнего.

– Один человек, – звенел его фальцет, – ехал по дороге, ветром с него сорвало шляпу и забросило в колючий кустарник. Найти ее он не сумел и поехал дальше без шляпы. А через неделю, ночью, когда там проходил другой человек, опять подул ветер, и застрявшая в кустарнике шляпа зашевелилась как что-то живое. В темноте он не рассмотрел, что это, испугался, побежал в соседнюю деревню и рассказал, что в придорожных кустах поселился ужасный демон. Люди поверили ему и с тех пор стали обходить это место стороной. Прошло время, и как-то раз там проходил путник из другой деревни, не знавший о демоне. Шляпа выскочила из кустов и загрызла его насмерть.

– Вот это да! – поразился Цаганжапов.

Дамдин покровительственно улыбнулся ему и перешел к выводам: гамины верят, что, если регулярно совершать с этой пушкой необходимые при подготовке к стрельбе действия, в конце концов она выстрелит.

Чем ее зарядили, я не разглядел из-за толпившихся вокруг солдат. Весь процесс занял не более минуты. Солдаты отхлынули, возле пушки остались лишь канонир и фейерверкер с горящим фитилем. Запальник красной точкой прочертил полосу на фоне темнеющих гор. Порхнул дымок, донесся звук выстрела. Бомба пролетела над нами и разорвалась где-то за лагерем.

На сцене из сотен глоток вырвался ликующий вопль, а в зрительном зале воцарилась тишина. Большинство цыриков не тронулось с места. Со стороны это выглядело как презрение к опасности, хотя на самом деле им просто блеснул луч надежды, что если у неприятеля есть артиллерия, а у нас – нет, возможно снятие осады и возвращение домой.

Я сунул в рот папиросу, но зажечь ее сумел лишь с третьей спички. Первые две сломались: я с неумеренной силой и не под тем углом чиркнул ими о коробок. Впервые это настроение накатило на меня во время боев на Калганском тракте, и с тех пор периодически возвращалось.

В такие минуты всё, что я тут делал и делаю, казалось лишенным всякого смысла. Богдо-гэген представлялся мне просто хитрым пьяницей, его подданные – суеверными дикарями, их «счастливое государство» – балаганом, который держится на честном слове нашего министра иностранных дел. Тогда зачем я здесь? К несчастью, ответ на этот вопрос был слишком хорошо известен: чтобы низкосортная морозовская мануфактура вытеснила из Халхи китайскую далембу и хаембу; чтобы сибирские купцы по дешевке скупали скот, шерсть и кишки для колбасных фабрик у самих монголов, а не переплачивали тройную цену агентам калганских и хайларских посреднических фирм; чтобы в плодородной долине реки Хары вместо китайских поселенцев появились русские крестьяне, вместо чумизы – рожь и ячмень, вместо фанз – избы. Наконец, для того, чтобы в случае войны с Англией забайкальские казаки двинулись из Монголии в Тибет и завладели этим ключом к воротам Индии, а железная дорога из Сибири, через Ургу, прошла бы на Калган – оттуда рукой подать до Пекина. Очень хорошо, моя жена была бы рада, но я не империалист.

Фейерверкер скорректировал прицел – и вторая бомба взрыла землю перед холмом с рассевшейся на нем публикой. После перелета – недолет, классическая артиллерийская вилка. Дохнуло горячей пылью, и на этот раз цыриков как ветром сдуло. Они сделали то, что всегда делали при появлении на поле боя вражеской артиллерии, – начали стекаться к своим лошадям. Немногим хватило духу взяться за винтовки.

Китайцы отвечали куда энергичнее, эхо заметалось между крепостью и холмом. Казалось, гамины воспользуются нашим смятением и, поддерживаемые огнем со стен, вот-вот пойдут на вылазку.

Дамдин куда-то исчез, Наран-Батора с Зундуй-гелуном тоже не было видно. Мы с Цаганжаповым без слов поняли друг друга и бросились в ту часть лагеря, где стояли палатки пулеметной команды, но почти сразу наткнулись на Дамдина – он стремительно шагал нам навстречу с наганом в руке. Ноздри раздуты, в глазах – белый огонь. Наверное, с таким лицом Абатай-хан заносил меч над строптивым Буддой. Следом пулеметчики тащили коробки с лентами и катили свои машины. Колесики лязгали по камням.

На бегу развернувшись, Цаганжапов