День был особенный, осенний, батальон после трех недель не прекращавшихся боев отвели подальше от передовой, отправили в глубинку, где не было военных действий, где их ожидал трехдневный отдых, где можно было посмотреть новые фильмы, побывать на театральном представлении. К ним в расположение батальона прибыл концертный ансамбль. Певцов, музыкантов собрали из разных городов Германии: из Берлина, Дрездена, Дюссельдорфа, к ним подключили своих самодеятельных артистов – солдат и офицеров из полка.

Решили поднять дух фронтовикам, ожесточенно сражавшимся на передовой и потерявшим половину состава. Давно пора. Русские войска давят и давят, особенно досаждает дальнобойная артиллерия. Бои стали затяжными, изматывающими. От батальона осталась ровно половина. И немецкие части продолжали отступать, отходили на запад, сдавали прежде неприступные оборонительные рубежи. После бесславного завершения операции «Цитадель» немецкая армия выдохлась и откатывалась назад. Эрих уже знал, что русские освободили Орел, Белгород, Харьков, Новороссийск, Смоленск. С учетом этих побед английские бомбардировщики приступили к планомерной бомбардировке Берлина.

Эрих не верил своим ушам, но такова была секретная информация – на Германию за девять месяцев 1943 года англичане и американцы сбросили почти двести тысяч тонн бомб! Этого уже не скроешь. Письма из дома поступали отнюдь не радостные. Родные и близкие сообщали не только о бомбардировках, но и о погибших. Отпускники рассказывали, что за продуктами очереди, самые необходимые выдают только по карточкам. И не всегда успеваешь их приобрести. Некоторые пивные закрылись, не хватает ячменя. Появился черный рынок, на нем можно приобрести весь дефицит. Такого еще не бывало. Жены солдат, слава богу, еще получают денежные пособия – двести рейхсмарок. На них можно отовариться. Но говорили, что пособие сократят. Настроение среди солдат падало. Не помогали и прибывавшие в батальон молодые новобранцы, резервисты. Попадались и среди них бодрячки, которые пытались поднять дух, разглагольствовали о чистоте и избранности немецкой расы, о прежних победах, о готовности перейти к наступлению. Но сами из окопа нос боялись высунуть.

Никто мысли не допускал, что отступление может быть повальным, что враг отбросит их к границе рейха, войдет на территорию Германии. Фюрер произносил ободряющие речи. Геббельс ему вторил. Только ближайшие перспективы не сулили ничего хорошего. За пораженческие высказывания можно было отправиться в штрафной батальон. В газетах по-прежнему сообщали о тактических и стратегических передислокациях, о необходимости совершить обманный маневр, обойти противника с фланга…

Работа на коммутаторе дала Эриху ясное представление, как развивались события на фронте. Он знал, что от Орши до Минска примерно двести тридцать километров, от Минска до Варшавы – пятьсот пятьдесят. Но Варшава – это уже германская территория. Стало быть, от Минска до границ Третьего рейха остается примерно триста пятьдесят километров. Это совсем немного. Если отступать по пятьдесят километров в день, то такое расстояние можно преодолеть за одну неделю… Об этом страшно подумать. Эрих не раз мысленно чертил линию расположения фронтов – ничего ободряющего.

Наверху все чаще стали поговаривать о моральном разложении в войсках. Немецкие солдаты не выдерживали столь длительной, изнуряющей военной кампании. Их меняли составом, перебрасывали с фронта на фронт, но это общую обстановку уже не улучшало, солдаты хотели домой. Очень многим надоело воевать. Участились случаи дезертирства.

В одной давно оккупированной белорусской деревне штабной ефрейтор, выпив предложенной ему двумя старыми русскими женщинами картофельной водки или самогона, а по-немецки фузеля, заиграл на предложенной ему русской гармошке. Исполнял к удовольствию старушек немецкие и русские песни. Орал при этом во все горло: «Вольга, Вольга, Муттер Вольга, Вольга, Вольга руссландсфлюс»… Более того, он сумел уговорить посланного за ним сотрудника штаба остаться с ним, попробовать русского шнапса. Тот тоже выпил, и они вместе со старухами запели песни. По мнению обоих, там, где поют, там нет места для войны. И над белорусской деревней зазвучала популярная немецкая песня «Сегодня ты пьян, и завтра ты пьян»…

Конечно, о них доложили. Командир батальона приказал немедленно арестовать обоих певцов. Наказать по всей строгости военного времени… но предавать суду их не стали, а просто отправили на передовую. Без рассуждений.

В тесном коммутаторе во время дежурства Эрих, как и его напарники, обогревался от железной печурки. И, глядя на красные раскаленные угли, он все чаще вспоминал гражданскую жизнь, прошедшие мирные годы, которые теперь казались самыми счастливыми…

Трехдневный отпуск позволил ему основательно помыться, привести свои вещи в порядок, но от назойливых мрачных мыслей Эрих не освободился. Спасением от военного кошмара стал замаскированный в лесочке кинозал. Там можно было сесть на скамью и уставиться на экран. Фильмы привозили веселые, музыкальные, в них галантные офицеры приглашали на вальс утонченных дам, катали их в блестящих автомобилях по расцвеченным огнями улицам, говорили комплименты, смеялись, заходили в варьете, пили пиво, музыканты гудели в трубы. Казалось, что вся Германия только и делает, что танцует и поет. Когда привезли нашумевший фильм про войну «Большая любовь», то крутили его с утра до вечера. Оторваться от разыгрывавшейся на экране любовной мелодрамы было невозможно. Эрих посмотрел ее три раза. Но войны в фильме не было. Офицер люфтваффе, которого исполнял красавец Виктор Штааль, служивший в Северной Африке, прибыл в командировку в Берлин. Он зашел в варьете «Skala», увидел смазливую певичку, роль которой исполняла Цара Леандер, и влюбился в нее. Они укрываются в бомбоубежище, и ночь проводят вместе. Страстные объятия, поцелуи, клятвы в верности. Летчик снова в жарком небе над пустыней, сбивает английских асов. Его снова отправляют в Берлин, а его певичка выступает с концертами перед офицерами и солдатами вермахта в Париже. Ранение, госпиталь, долгожданная встреча. И вот они вместе, они смеются, они радостно смотрят на небо, где эскадры немецких бомбардировщиков летят в Россию…

Все красиво, романтично. Но после третьего просмотра Эрих задал себе вопросы, на которые не мог найти ответ: почему немецкий офицер воюет в Африке, зачем немецкие бомбардировщики летят в Россию? Чего добиваются? Германия не может растянуться на полмира. Где взять столько немцев? Испанцы, румыны, итальянцы воюют плохо. Они далеки от планов фюрера…

От размышлений его оторвал громкий голос фельдфебеля. Он сообщил, что до театрального представления осталось тридцать минут. Ровно в три часа всем желающим собраться в подвале лесопильни. Эрих отставил пустой котелок и вздохнул. Он размышлял – идти ему на концерт или нет. Сама программа его мало интересовала. Вот если бы встретить там какого-либо из знакомых, услышать, какие театральные пьесы идут во Франкфурте, в Берлине, Дрездене, Дюссельдорфе, что снимают в Бабельсберге, тогда был бы смысл. Все эти города ему не чужие. Там