и европейские, и русские философы отклонились от проблем «освоения» граней концептуального квадрата. Они вернулись в онтологию семантического треугольника, видоизменив перспективу исследования: не от идеи, вещи или слова, но к идее, вещи или слову.

Чтобы определиться в многочисленных мнениях и разобраться в различных co-мнениях, запутывающих сущностные характеристики явленного (как они даны нам в слове), затушевывающих тонкие оттенки различий между содержательными формами слова, необходимо составить хотя бы общее представление о типологически и семантически возможных сочетаниях методов и предметов исследования, представленных различными философскими направлениями нашего времени.

Отношение той или иной школы к предмету исследования возвращает нас к традиционной проблеме реализм – номинализм – концептуализм, а что касается метода, то метод каждый раз вытекает из различных точек зрения, основанных на предметном поле познания: феноменологический – трансцендентальный – диалектический (о трех типах мышления в соответствии с интенцией на вещь, на слово или на идею см. (Шилков 1992)). Метод последовательно соответствует предмету: феноменологический – вещи, трансцендентальный – идее, диалектический – слову (Логосу). Возможность одновременно обозреть все компоненты семантического треугольника дает право выбора, но с тем отличием от средневековых методов исследования, которое связано с изменением самой перспективы: не от вещи, а к вещи; не от слова, а к слову; не от идеи, а к идее.

Новое – не только в проекции отношения вместо самих элементов отношения, но и в характере таких отношений. Сосредоточенность на знании как на основном типе отношений есть бегство от творчества: здесь присутствует готовое рацио количества без сущности качества, потому что знаем мы только то, что уже по-знано в co-знании. Новый бросок в концепт следует начинать с о-со-знания, которое не является нам лишь в образе сознательности, но прежде всего предстает как со-весть.

Таким образом, специфика русской ментальности и процессов культурной ментализации на всех этапах своего развития определялась установкой на нравственность, на то, что нравится, что по нраву всем. Отсюда и философская интерпретация ментальности, которая подпадает под действие категории «целесообразность» как проявление «причинности». Целесообразность есть «воздействие высших субстанций на низшие» в открытой системе последних:

«Органическое целое в силу своей органичности должно действовать целесообразно»,

при этом

«субстанция есть то, чем держится единство данной системы, несмотря на испытываемые ею воздействия» (Левицкий 1995: 56 – 57, 61 – 62);

в нашем случае это словесные знаки славянского языка, способные получать всё новые признаки-значения, но при этом всегда остающиеся тождественными самим себе. Открытость системы славянского языка – чрезвычайно важное свойство, поскольку только в открытой системе причинность действия приобретает динамичность и превращаемость, т.е. развивается органично, независимо от характера внешних влияний. Изменяя формы воплощения концепта, знак целесообразно пре-ображ-ается в направлении к сущности, т.е. к самому концепту. Однако без давления извне система не получила бы внешней причины, способной совершать изменения на условиях целесообразности. И всё же условием вечной само-тождественности является концепт.

6. Распределение

Историческая последовательность в осознании различных элементов и уровней семантического треугольника и концептуального квадрата ведет к предположению, которое пока что может быть выражено в самом общем виде и заключается в следующем:

· отношение знак – идея образует уровень познания, потому что вещь познается в идее через слово;

· отношение идея – вещь образует уровень сознания, потому что слово сознается как воплощение идеи вещи;

· отношение знак – вещь образует уровень знания, потому что идея есть воплощенное знание вещи через слово.

Таково именно соотношение (в указанном порядке) между номинализмом, реализмом и концептуализмом независимо от их оттенков. Например, все формы русского реализма объединяются этим общим признаком: и конкретный реализм В.С. Соловьева, и мистический реализм П.А. Флоренского, и радикальный реализм Н.А. Бердяева, и критический реализм С.Н. Булгакова, и эстетический реализм А.Ф. Лосева, и идеал-реализм Н.О. Лосского.

Утверждают (положение расхожее), что знать и понимать не одно и то же, хотя знание предполагает некое понимание. Знание есть понятийный уровень концептуального квадрата, но, кроме того, в знании присутствуют стилевые, функциональные, национальные (образные) и общекультурные, мировоззренческие компоненты (символы), следовательно, знание вбирает в себя весь концептуальный квадрат со всеми его компонентами. Понимание в понятии как форма осмысления сущности не может формировать законченного знания без истолкования символа и без осознания образа. Понимание в познании возможно лишь при наличии всех трех компонентов концептуального квадрата, обеспечивающих совместно полноту знания.

Исторический парадокс заключается в том, что цель науки – не познание, а знание, и когда цель поставлена на первое место, наука как творчество «прекращает течение свое», становится ремеслом без вдохновения, и «реалистический» романтизм покидает стены академического учреждения. Творчество возможно на уровне сознания, постоянно воспроизводящего познание. Но не случайно герменевтический закон гласит:

«Все, что понято, есть язык».

7. Приближение к теме

В своем изложении мы подступили к самому порогу: к началу профессиональной русской философии, – и здесь остановимся. Дальнейшее представляет собою самостоятельную тему возможных исследований, быть может, неисполнимых, потому что не завершен и цикл внутреннего развития такого рода философии. Только поверхностному уму кажется, будто за последнее столетие мы много раз изменяли свое умонастроение, свою ментальность, свой взгляд на мир. Увы! Всё вовсе не так: смена идеологии не отменяет ментальность, не изменяет ее, не лишает нас концептуальной мысли. Всё по-прежнему развивается в глубинах духа по законам концептуального напряжения семантического поля культуры.

Соборная мысль, не подчиняясь рассудку сборному как массовому, продолжает виться, и клубок далеко не распутан. К тому же слишком много разномастных котят вертится вокруг клубка, стараясь перепутать нити, сплести в узлы скользящее их течение. Единственное, что внятно и заметно в современных размышлениях о семантической парадигме, – это устремленность к слову как основному элементу семантического треугольника, и к символу как основному компоненту концептуального квадрата. И то и другое совместно значит, что завершение метафизического цикла близко, что грядут «последние времена» для одних, порождая робкие надежды других на то, что за концами, они же и начала, проявится новый круг движения, столь необходимого для познания идеи и вглубления в концепт.

Что же касается конечного результата наших рассуждений, он зависит от того, до какой степени ясно и продуктивно читатель осознает заложенные в них идеи. Вслед за философом повторим:

«Идеал нельзя выразить, ибо он развивается… Всякий идеал эмпирически неосуществим» (Карсавин 1995: 144, 146).

ГЛАВА III.

ВЫБОР МЕТОДА

Я занимаюсь не историей, но отвлеченной системой и методологией…

Алексей Лосев