— Что ж, нам нужно разобрать две вещи. Во-первых, Скотт Харден идентифицировал вас как человека, похитившего и державшего его в заложниках семь недель кряду.

— Он лжет, — ровно сказал мужчина, скрестив руки на бочкообразной груди. — Я говорил это детективам.

— У него есть причины лгать об этом? Он когда-нибудь был вашим учеником? Вы поставили ему низкую оценку? Отчитали его за что-то в коридоре?

Мужчина шмыгнул носом, а затем вытер его рукавом комбинезона.

— Он не был моим учеником. Знал ли я о нем? Конечно. Он был из тех детишек… ну вы знаете, — он посмотрел Роберту в глаза сквозь исцарапанное стекло. — Думал, что он неприкасаемый. Всегда опаздывал. Ходил под ручку с красавицей школы. Они все время привлекали внимание.

Он описывал Скотта, но вместе с ним и Гейба. Мальчишеская, бесстыжая улыбка, смягчавшая каждый поступок. Исходившая от него уверенность. Кучка окружающих его девочек, звонивших каждый час, писавших сообщения во время ужина и комментировавших каждую публикацию в соцсетях.

— Но… — Рэндалл почесал затылок. — Хоть я и знал о нем, я никогда… ну, я не думаю, что когда-либо разговаривал с ним. Я не знаю. Может, я крикнул ему поспешить на урок или не бегать в коридоре, что-то такое. Может быть.

Может быть? Присяжные терпеть не могли «может быть». Но пока что Роберт не стал заострять на этом внимание.

— Полиция проверяла ваше алиби на каждую ночь похищения жертв и момент сбрасывания тел. Вы сказали, и это цитата с вашего допроса: «Я не знаю. Скорее всего, я был дома», — Роберт посмотрел на него. — Нам нужно придумать что-то получше.

— Я живу один, — он поерзал на жестком пластиковом стуле, звякнув цепями. — По вечерам я читаю и проверяю тесты. Я не знаю, что вам сказать. Если вы не сможете заставить мою собаку поручиться за меня, им придется поверить мне на слово.

— Это сложно, учитывая найденную ими коробку, — Роберт открыл на планшете снимок, неконтролируемо разжигавший его гнев. Это была приближенная фотография маленькой деревянной шкатулки, заполненной ужасающими сувенирами. Водительские права первой жертвы. Мочка уха. Кусочек кожи с татуировкой, отрезанный с бицепса. Часы с гравировкой даты окончания школы. Полароидный снимок мальчика с лицом в синяках, разбитой губой, покрасневшими глазами. Гейб.

— Да, — Рэндалл едва ли взглянул на фото. — Они сказали, что нашли это в моем доме.

— Под вашей кроватью. Как она там оказалась?

— Кто знает? — учитель поднял руки. — Я обычно не заглядываю под кровать, только если роняю очки. А вы? Кто угодно мог ее туда засунуть.

— Как бы они пробрались в дом?

— На чьей вы стороне? — он расстроенно покачал головой.

— Я играю адвоката дьявола. Вам зададут все эти вопросы на суде.

— Послушайте, Я НИКОГО НЕ ПОХИЩАЛ И НЕ УБИВАЛ, — прогремел Рэндалл, и кто-нибудь из присяжных точно бы ему поверил, если бы он повторил то же самое на суде. Одного человека было бы достаточного.

— Спрошу снова, как кто-то мог проникнуть в дом?

— Кто-нибудь мог открыть дверь и войти, — дерзко сказал он. — Не то чтобы у меня было что-то ценное. Меня незачем грабить. Я запираю дверь иногда, а зачастую — нет. В хорошую погоду я открываю окно. Так что подайте на меня в суд.

На него не нужно было подавать в суд. В сравнении с шестью убийствами гражданский иск был сущим пустяком. Шесть убийств и семь похищений, предумышленных и с отягощающими обстоятельствами.

Его жизнь — знал он об этом или нет, освободит его Роберт или нет — была закончена.

Нита Харден стояла у двери Скотта, прислонившись ухом к двери, и старалась разобрать слова сына.

Но у нее не получилось: он говорил тихо, почти шепотом. Скотт никогда не шептал. Он включал музыку на полную, выкрикивал предложения, вопил и улюлюкал, получив новый уровень или выиграв в какой-то игре, но никогда не шептал.

Она тихо постучала в дверь, и он затих.

— Скотт? — позвала она.

Послышалось шуршание, шаги по деревянному полу, а потом он открыл дверь и глянул на нее сквозь узкую щель.

— Да?

— Ты в порядке? Мне показалось, я слышала чей-то голос.

— Я просто смотрел видео на телефоне, — он скромно улыбнулся. — Уже поздно, мам. Ложись спать.

Он был прав. Было почти два часа ночи. Несколько недель назад она бы приняла снотворное и уже пускала бы слюни в подушку, свернувшись рядом с Джорджем. Но в новой реальности, где ее сын вернулся, она не могла спать, пока свет в его комнате не погаснет и из-за двери не раздастся тихое похрапывание, что обычно случалось не раньше трех или четырех часов утра.

— Ладно, — нерешительно сказала она, желая, чтобы он открыл дверь и впустил ее. С каких пор он так приоткрывал дверь? Что он там прятал? Она бы заподозрила какую-то девочку, но после возвращения домой он никого не приглашал. И если подумать, то и никого из своих друзей, хотя он был общительным мальчиком.

Может, поэтому дом казался таким пустым. Она все ждала момента, когда он вернется к жизни. Раньше в доме было шумно. Она спотыкалась о бейсбольную сумку Скотта, небрежно оставленную на кухне. Ворчала из-за учебников, оставленных на столешнице, пустых банок из-под газировки, усеивающих каждую поверхность в комнате для развлечений, и открытых пачек чипсов, привлекающих муравьев. И да, всегда приходили дети. Обнаружить воскресным утром полдюжины спящих подростков в гостиной было нормальным явлением. Паренек по имени Ральф прожил два месяца в гостевой комнате, и все члены футбольной и баскетбольной команд, казалось, знали код от ворот и имели разрешение брать что угодно из холодильника, включая пиво.

Куда они делись? В те первые несколько дней они звонили и заходили, но Скотт увиливал от встреч. Он говорил, что занят и устал, и она не настаивала, потому что, конечно же, он не хотел никого видеть сразу после похищения. Но что теперь? Прошло две недели, и Скотт чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы появляться перед камерами или болтать с новыми подписчиками в соцсетях, но он так и не ответил ни на одно сообщение от своих настоящих друзей.

Джордж говорил ей не совать нос в дела сына и, возможно, был прав. И что с того, если Скотт был отрешенным? Он дома и в безопасности. Она искала проблемы вместо того, чтобы радоваться своей удаче.

Она пожелала спокойной ночи и спустилась по лестнице в их с Джорджем спальню, поклявшись больше об этом не думать. Но он с кем-то разговаривал. Она это знала. Она могла поклясться, что слышала сквозь тяжелую дверь, как он приглушенно умолял кого-то перезвонить.

За последние десять лет работы психотерапевтом я раздала больше тысячи визиток. Ни одна не доставила мне проблем, в отличие от этой. Я смотрела на визитку из кошелька Джона Эбботта, которая вернулась на мой стол, все еще в пакете для улик. Под ней без защитного чехла лежала бумага, которая мне очень не нравилась. Ордер.