— Да, да! — воскликнул он. — Вы что-то рассказывали.

— А говорил ли я вам, сэр, что один из этих пиратов не ктоиной, как эта собака Волверстон.

— Волверстон? — повторил дон Педро. — Вы схватилиВолверстона? — Не могло быть сомнений в том, что это сообщение глубоко егопоразило, да и неудивительно: ведь Волверстон считался правой рукой капитанаБлада. Испанцам он был так же хорошо известен, как сам капитан Блад, иненавидели они его, пожалуй, не меньше. — Вы схватили Волверстона? — повторилдон Педро и в первый раз за всё время поглядел на дона Хайме с явным уважением.— Вы мне этого не говорили. Ну, в таком случае, друг мой, вы подрезали капитануБладу крылья. Без Волверстона он уже наполовину не так страшен. Теперь недолгождать, чтобы погиб и он, и своим избавлением от него Испания будет обязана вам.

Дон Хайме с притворным смирением развёл руками.

— Быть может, этим я хоть немного заслужу ту великую честь,которой удостоил меня король.

— Хоть немного! — повторил дон Педро. — Будь его величествооповещён об этом, он, быть может, почёл бы даже орден святого ЯковаКомпостельского недостаточно почётным для вас.

Донья Эрнанда бросила на него быстрый взгляд, полагая, чтоон шутит. Но дон Педро, казалось, говорил вполне искренне и серьёзно. И дажеобычное его высокомерие сейчас не так бросалось в глаза. Помолчав, он добавил:

— Да, разумеется, разумеется, этих преступников вы ни в коемслучае не должны амнистировать. Это же не заурядные злодеи, это заклятые врагиИспании. — Внезапно, словно придя к какому-то решению, он спросил: — Как вынамерены с ними поступить?

Дон Хайме задумчиво выпятил нижнюю губу.

— Я ещё до сих пор не решил, отправить ли мне их на виселицуили отдать Фрею Алонсо для предания огню как еретиков. По-моему, я уже говорилвам об этом.

— Да, конечно, но я не знал тогда, что один из них —Волверстон. Это меняет дело.

— Почему же?

— Ну как же, судите сами! Подумайте хорошенько. По некоторомразмышлении вы сами поймёте, что вам следует сделать. Это же совершенно ясно.

Дон Хайме начал размышлять, как ему было предложено. Потомпожал плечами.

— Чёрт побери, сеньор, это может быть ясно для вас, но я, поправде говоря, не вижу, что тут ещё можно придумать, кроме костра или верёвки.

— В конечном счёте так оно и будет. Либо то, либо другое. Ноне здесь, не на Пуэрто-Рико. Это было бы недостаточно эффектным завершениемваших славных дел. Отправьте этих преступников в Испанию, дон Хайме. Пошлите ихего величеству в знак вашего усердия, за которое он удостоил вас своей награды.Пусть это послужит доказательством, что вы действительно заслуживаете награды идаже ещё более высоких наград в будущем. Так вы проявите свою благодарностьмонарху.

С минуту дон Хайме безмолвствовал, выпучив от удивления ивосторга глаза. Щёки его пылали.

— Видит бог, я бы никогда до этого не додумался, — промолвилон наконец.

— Ваша скромность единственно тому причиной.

— Всё может быть, — согласился дон Хайме.

— Но теперь вам уже самому всё ясно?

— О да, теперь мне ясно. Король, конечно, будет поражён.

Но Фрей Алонсо огорчился. Он очень мечтал об аутодафе. Адонью Эрнанду более всего поразила внезапная перемена, происшедшая в её кузене:куда девалось его презрительное высокомерие, почему он вдруг стал так мягок иобходителен? Дон Педро же тем временем всё подливал масла в огонь.

— Его величество сразу увидит, что таланты вашегопревосходительства растрачиваются впустую в таком незначительном поселении, какздесь, на этом Пуэрто-Рико. Я уже вижу вас губернатором куда более обширнойколонии. Быть может, даже вице-королём, как знать… Вы проявили столько рвения,как ни один из наместников Испании в её заокеанских владениях.

— Но как же я переправлю их в Испанию? — заволновался донХайме, уже не сомневавшийся более в целесообразности самого мероприятия.

— А вот тут я могу оказать услугу вашему превосходительству.Я возьму их на борт «Сент-Томаса», который должен прийти за мной с минуты наминуту. Вы напишете ещё одно письмо его величеству о том, что препровождаетеему это живое свидетельство вашего усердия, а я доставлю ваше послание вместе сзаключёнными. Общую амнистию вы повремените объявлять, пока мой корабль неотвалит от пристани, и тогда это торжество ничем не будет омрачено. Оно будетсовершенным, полным и весьма внушительным.

Дон Хайме был в восторге и, рассыпаясь в благодарностяхперед гостем, дошёл даже до такой крайности, что позволил себе назвать егокузеном.

Решение было принято как раз вовремя, ибо на следующее утрона заре жители Сантьяго были потревожены пушечным выстрелом и, пожелав узнатьпричину этой тревоги, увидели, что жёлтый испанский корабль, доставивший кберегам острова дона Педро, снова входит в бухту.

Дон Педро немедленно разыскал губернатора и, сообщив ему,что то был сигнал к отплытию, учтиво выразил сожаление, что его обязанности непозволяют ему злоупотреблять долее великодушным гостеприимством дона Хайме.

Пока негр-лакей укладывал его саквояж, дон Педро пошёлпопрощаться с доньей Эрнандой и ещё раз заверил эту миниатюрную задумчивуюженщину в том, что у неё нет оснований тревожиться за судьбу своего кузенаРодриго, который в самом непродолжительном времени предстанет перед ней.

После этого дон Хайме в сопровождении адъютанта повёз донаПедро в городскую тюрьму, где содержались пираты.

В полутёмной камере, освещавшейся только маленькимнезастеклённым окошком с толстой решёткой под самым потолком, они лежали наголом каменном полу вместе с двумя-тремя десятками разного рода преступников. Вэтом тесном, грязном помещении стояло такое зловоние, что дон Педро отшатнулся,словно от удара в грудь, и дон Хайме громко расхохотался над егочувствительностью. Однако сам он вытащил из кармана носовой платок,благоухавший вербеной, и поднёс его к носу, после чего время от времениповторял эту операцию снова и снова.

Волверстон и его пятеро товарищей, закованные в тяжёлыецепи, образовали небольшую группу немного поодаль от остальных заключённых. Однилежали, другие сидели на корточках у стены, где на пол было брошено немногогнилой соломы, заменявшей им постель. Грязные, нечёсаные и небритые, так каквсе туалетные принадлежности были у них отобраны, они жались друг к другу,словно стремясь обрести в своём союзе силу и защиту против окружавших ихжуликов и бандитов. Гиганта Волверстона по одежде можно было бы принять закупца. Дайк, в прошлом младший офицер королевского военно-морского флота, имелвид почтенного добропорядочного горожанина. Остальные четверо были в бумажныхрубашках и кожаных штанах — обычной одежде всех флибустьеров — и с цветнымиповязками на головах.