Поймав такси, Варя велела ехать к дому Мошкова. Адрес ей был известен, потому что она несколько дней там ошивалась, чтобы правильно организовать «случайную» встречу. Будь проклят Лозовой! Подложил Варю Мошкову, а теперь мучает из ревности. Ничего, отольются кошке мышкины слезки!

Не подозревая о том, какую необычную пассажирку везет, таксист меланхолично смотрел на дорогу и слушал ретро-волну. Пели про дым на воде. Таксисту нравилось. Он слегка кивал в такт музыке и сурово поигрывал желваками.

Повернувшись к нему, Варя попросила:

– Телефон не дадите?

Умудряясь одновременно смотреть на нее и на дорогу, таксист удивился:

– Зачем телефон, когда я весь здесь? Душой, так сказать, и телом.

При мысли, что этот серенький дядька, слушающий музыку тридцатилетней давности, решил, что она готова броситься ему на шею, Варя едва не разразилась истерическим смехом. Докатилась, девка! Пошла по рукам, не остановишь.

– Я ваш телефон прошу.

– Понятно, что не кума, – степенно кивнул таксист. – Но прямой контакт, по-моему, куда лучше.

Похоже, это он так придуривается, флиртует. Пришлось подыграть, потому что мобильник нужен был позарез.

– Я тоже так считаю, – сказала Варя. – Но меня другой ждет. Большой и ревнивый. Нужно успокоить его, а то я нечаянно задержалась. – Она игриво хихикнула. – Дайте мобильник. Я заплачу сверх счетчика.

– Недолго, пожалуйста, – буркнул таксист, протягивая телефон. – У меня на счету мало.

Услышав про большого и ревнивого кавалера, он перешел на подчеркнуто официальную манеру общения. Стало даже немного обидно. Такой суровый дядечка. Хард-рок слушает.

Услышав голос в трубке, Мошков не стал задавать лишних вопросов.

– Сейчас? – уточнил он. – Нет, не сплю. Конечно. Во дворе встретить? Договорились. Я как раз разминаюсь. Нет, что ты, какие неудобства…

Через десять минут они стояли возле детской площадки, частично заменявшей Мошкову спортивную.

– Я по ночам на перекладине подтягиваюсь, – пояснил он. – Толстовата, но турника в округе нет.

– И как получается? – спросила Варя, заставив себя растянуть губы в улыбке.

– Когда как, – сказал Мошков. – Говори, что стряслось. Я же вижу, что ты не поболтать со мной приехала.

Он выразительно взглянул в сторону такси, поджидающего Варю.

Она подумала, что таксист, наверное, сжался от страха, и улыбнулась – на этот раз открыто.

– А ты наблюдательный.

– Да, я наблюдательный, – согласился Мошков и приподнял брови: мол, я весь внимание.

Было видно, что он обеспокоен.

– Я телефон потеряла, – пожаловалась Варя. – Вот и пришлось с чужого звонить.

– Ты это уже говорила.

– Весь день моталась по городу, лекарства искала, – соврала Варя. – Для дедушки. Позвонили, что он совсем плох. Все иконы свои ждет, помолиться перед смертью хочет. – Она состроила печальную гримасу. – Я сейчас за ними еду. Ты ведь не передумал? Не откажешь мне?

– Я редко меняю свои решения. И стараюсь не отказывать друзьям. Мы ведь друзья, Варя?

– Конечно.

– Так как же я могу тебе отказать? Друзья не подводят.

«Подводят!» – чуть не вырвалось у нее. Ей неудержимо захотелось прижаться к груди Мошкова и признаться ему во всем. Но это могло плохо закончиться и для них обоих, и для ее семьи. Она сдержалась, только сказала:

– Спасибо, Володя.

– Всегда пожалуйста, – ответил Мошков.

Обычно люди произносят эту фразу, когда ёрничают. Но он был абсолютно серьезен. «Всегда» в его устах значило именно «всегда», а не что-то другое. Эти слова означали, что он всегда готов прийти на помощь…

«Пока он меня не раскусит, – пронеслось в Вариной голове. – А ведь раскусит. Довольно скоро. И тогда я его потеряю. Ничего исправить будет нельзя».

– Время выезда не изменилось? – спросила она.

На всякий случай. И еще потому, что не хотелось расставаться с Мошковым.

– Нет, – ответил он. – Время то же. А маршрут поменялся. Директор поручил по пути за дополнительным грузом заскочить. Придется большой крюк делать.

Вся Варина сентиментальность улетучилась.

– Ого! – воскликнула она. – Это нас надолго задержит?

– Примерно на сутки. Вот, смотри…

Включив смартфон, Мошков показал на карте, через какие города они поедут.

– Вообще-то мне все равно, – сказала Варя, запечатлев подробности маршрута в голове.

– Конечно.

Мошков посмотрел на нее. Не просто посмотрел. Внимательно так.

Она поспешила с ним распрощаться, чмокнув в щеку. Он стоял на месте, когда, убегая, Варя помахала ему рукой. Стоял и тогда, когда она оглянулась, отыскивая его взглядом через заднее стекло.

– Назад? – спросил таксист.

– Что? – не поняла Варя.

– Спрашиваю, назад поедем?

– Нет, мне нужно еще по одному адресу. И телефон одолжите, пожалуйста.

– Вообще-то это в сервис не входит.

Слово сервис таксист произнес на иностранный манер, через «э».

– Я заплачу, – сказала Варя. С ударением на последнем слоге. Хотя, если честно, хотелось сделать ударение на втором. Слезы так и просились на глаза.

Она выяснила, как отыскать гостиницу сибиряков, и направила таксиста туда. Объясниться с Емельяновым по телефону было бы проще, но не все, что просто, – правильно. Женские чары вблизи действуют наверняка. Варя помнила, как смотрел на нее якутский магнат, и желала усилить свое влияние. От него сейчас многое зависело. Очень многое. Емельянов был козырной картой Вари. Ее джокером. Когда она выложит его, Лозовому будет нечем крыть. Но джокер должен быть наготове. В любой момент.

Емельянов встретил Варю на улице. То ли не захотел «светить» свое убежище, то ли ревновал ее к сообщникам.

От него попахивало спиртным и сытным ужином. Варе показалось, что усы у него жирные, хотя это мог быть просто здоровый блеск. Они сошлись под уличным фонарем. Пространство до следующего было заполнено мраком. Где-то там вполне могли скрываться остальные сибиряки. Неурочное ночное свидание не могло не вызвать у них подозрений.

– Привет, – сказала Варя, сокращая дистанцию в прямом и переносном смысле.

– Привет, – откликнулся Емельянов. – Чем обязан?

Старомодный стиль шел ему так же, как бантик серому волку.

– У меня срочные новости, – сказала Варя.

– Да? Признаться, не люблю срочных новостей. Они, как правило, плохие. – Емельянов наклонил голову к плечу. – Сейчас ты скажешь, что поездка откладывается. Или еще какую-нибудь глупость.