— О, я не…

— Цезарь! — твердо произнесла миссис Наварро.

— Нет нужды ни в чем меня убеждать, — заговорила Грейс. — Я буду счастлива поделиться с вами и с Цез… мистером Наварро рецептом.

Эстер заметила эту оговорку, если судить по блеску, появившемуся в ее голубых глазах.

— Карлос? — обратилась к мужу Эстер.

— Вы быстро поймете, что проще дать моей жене то, чего она хочет, чем сопротивляться ей, — с любовью произнес Карлос и, улыбаясь, повернулся к сыну: — Еще одну чашку, Цезарь.

Цезарь слегка сжал попку Грейс и отступил:

— Мой отец прав: гораздо легче подчиниться и сделать так, как велит моя мать, чем спорить с ней.

В его голосе отчетливо слышались любящие нотки, но на Грейс он взглянул с насмешкой, а затем отправился за четвертой чашкой для кофе.

Грейс с восхищением посмотрела на Эстер:

— Я с радостью дам вам рецепт шоколадного мусса прямо сейчас, если только вы объясните, как добились такого результата.

Миссис Наварро усмехнулась:

— Как и его отец, Цезарь лает, но не кусается. — Она взяла Грейс за руки. — А теперь давайте поудобнее устроимся на диване и пообщаемся.

Два часа спустя, когда был выпит кофейник специального сорта кофе, который предпочитал Цезарь, и бокал бренди, Грейс осознала, что, в понимании Эстер Наварро, «пообщаться» значило говорить в основном о себе и о своей семье. Этот разговор перемежался смехом и забавными рассказами о детстве Цезаря. И ни слова об их утрате.

Когда настала пора прощаться, Грейс уже считала Эстер своей хорошей знакомой.

— Оставьте их.

Грейс ставила чашки на поднос, когда, проводив своих родителей к машине, в гостиную вернулся Цезарь. Она выпрямилась и с удивлением взглянула на него, увидев, что он наливает еще два бокала бренди.

— Они до сих пор любят друг друга, — заметила девушка.

— Да, — хрипло отозвался Цезарь, протягивая ей один бокал.

— Нет никакого шанса, чтобы они… — Грейс одернула себя, сообразив, что она затронула слишком личную для Цезаря тему.

— Чтобы они снова стали жить вместе? — задумчиво закончил за нее Цезарь, пригладив взъерошенные волосы. — После стольких лет? Думаю, нет. Они встречаются раз в год на моем дне рождения. — Он уже жалел, что не предупредил Грейс заранее, каких ждет гостей. — На ночь мама останавливается в доме отца, а на следующий день возвращается в Нью-Йорк.

— Но ведь они определенно любят друг друга. Извините, конечно. Я, возможно, сую нос не в свое дело. Остановите меня, если так, хорошо? — Грейс с беспокойством взглянула на Цезаря.

Он снял пиджак, галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Затем жестом предложил ей сесть.

— Да чего уж там, — отмахнулся Цезарь. — Зато теперь вы знаете о том случае, когда я прыгнул в школьный бассейн и вынырнул без плавок. — Он с комфортом устроился в кресле напротив Грейс.

Она фыркнула:

— Да, это было смешно.

— Мне тогда было не до смеха, — заметил он.

Девушка снова фыркнула, и Цезарь с удовольствием прислушался к этому звуку.

Грейс чувствовала себя скованно с той минуты, как присоединилась к семейству Наварро за кофе, но матери Цезаря, очень милой и приятной в общении, вскоре удалось растопить лед. Несмотря на то что Эстер рассказывала истории о Цезаре, которые можно было назвать смешными только по прошествии времени, он впервые за долгое время получил удовольствие от вечера. В разговорах не было ни намека на трагедию, связанную со смертью Габриэлы. И благодарить за это следует Грейс Блейк.

Цезарь взглянул на нее поверх бокала, довольный тем, что она выглядит не такой напряженной, как прежде, и как будто не ощущает усталости, хотя до этого несколько часов провела в кухне, готовя превосходный ужин.

— Спасибо за усилия сделать этот вечер незабываемым, — поблагодарил он.

Грейс была поражена:

— Не стоит благодарности. Мне достаточно того, что вы оценили мои усилия.

Цезарь покачал головой:

— Я говорю не только о еде.

Грейс неуверенно взглянула на него. Вечер, хотя она нашла его немного странным, доставил ей удовольствие. Это было неожиданно, если вспомнить их постоянные пикировки.

— Ваши родители — замечательные люди.

Цезарь слегка улыбнулся:

— Удивительно, не правда ли, принимая во внимание характер их сына?

Краска бросилась ей в лицо.

— Не помню, чтобы я говорила нечто подобное.

— А в этом нет необходимости. — Цезарь продолжал наблюдать за ней.

— Ну, то, что вы ущипнули меня, когда я общалась с вашими родителями, было не слишком учтиво, — бросила Грейс.

Он изогнул темную бровь:

— Вы прекрасно понимаете, почему я это сделал.

Грейс в очередной раз фыркнула:

— Ваша мать говорила несерьезно, когда предлагала мне бросить работу у вас и переехать в Нью-Йорк.

— Вы еще не знаете мою мать, — заметил Цезарь и покачал головой. — Если бы вы хотя бы намекнули, что согласны, то уже до конца месяца переселились бы в Нью-Йорк.

— В самом деле?

— В самом деле. — Он улыбнулся, увидев ее изумление. — Кстати, вы сочли бы мою выходку приемлемой, если бы я ущипнул вас не в присутствии родителей?

Сердце Грейс пропустило удар.

— Нет, — твердо ответила она, поставила бокал с бренди на стол и встала. — Мне надо закончить уборку здесь и вернуться в… — Она не закончила фразу. Грейс на несколько мгновений перестала дышать, когда он резко подался вперед и схватил ее за запястье. — Цезарь!

Он взглянул на нее своими непроницаемыми черными глазами:

— Сегодня вы спросили меня, к чему такие меры безопасности.

Грейс покачала головой:

— Я не имела права задавать этот вопрос. Я приношу извинения.

— В самом деле?

— Да. — Она вздохнула. — С моей стороны это было грубо.

Цезарь провел пальцем по пульсу, бившемуся на запястье Грейс:

— Вы ошибаетесь, предполагая, что это не ваше дело. — Он сделал глубокий вдох, словно не находя слов. — Я…

— Пожалуйста, Цезарь, вы не должны ничего мне объяснять, — запротестовала Грейс.

Она затрепетала от его прикосновения.

— А мне кажется, что должен. — Цезарь буквально пробуравил ее взглядом. — Немногие это знают, но… — Он осекся и сделал глубокий вдох, вокруг его глаз и рта появились горестные складки. — Моя сестра Габриэла…

— Пожалуйста, не надо! — Грейс сжала его пальцы. — Повторяю, вы не обязаны объяснять мне, почему так живете. И не нужно рассказывать о своей сестре — ведь я вижу, что вам больно об этом вспоминать.