— Вот уж не думала с тобой встретиться, — сказалахмуро.

— Вижу твою радость.

— Ты испортил мне вечер, — сказала я и прошламимо.

На улице я постояла возле крыльца, подставив лицо ночномуветру, и, улыбаясь, домой пошла. На углу меня догнала машина. Дверь открылась,и он сказал:

— Юлия Михайловна, садитесь, пожалуйста, я отвезу васдомой.

Через неделю я подала на развод.

Я очнулась от воспоминаний, потому что Константин Осиповичвдруг поднялся и сказал:

— Юленька, я же забыл совсем, — он вышел вприхожую, а вернулся с книгой в руках, — вот, купил в Москве.

— Идет торговля? — обрадовалась Юлька и книгусхватила. Конечно, девчонки тоже руки протянули, а я затосковала.

— Что ж, у нас есть повод еще раз поздравитьименинницу, — сказал Константин Осипович, а Павел спросил, в чем дело, аКонстантин Осипович заулыбался:

— Как, Юленька не сказала? Она у нас необыкновенноскромный человек. У нее вышла книга.

— Это не совсем так, — торопливо влезла я, —это только мой перевод с английского.

— Вот, пожалуйста, в этом вся Юленька.

Павел взял книгу, а у меня живот прихватило: ох какнекстати. На обложке красовался здоровенный детина бандитского вида с автоматомв руках (обложка мне ужасно не нравилась).

— Экстремальная ситуация, — прочитал Павел. —Проблема выживания. Интересно.

Куда уж интересней.

— Бог с ней, с книгой, — сказала я, — давайтелучше выпьем.

И чего это я так разволновалась? Тут я стала КонстантинаОсиповича о работе расспрашивать. Он, кстати, прилетел всего на несколькочасов, чтобы меня поздравить, я об этом знала и ценила. Рассказчик оннеобыкновенный. Он археолог и прекрасный педагог. Я его слушала и за Павломнаблюдала. Сидел он задумчиво, может, слушал внимательно, а может, и не слышалничего вовсе, не понять. Потом Константин Осипович попросил нас спеть. Юлька зафортепиано села, и мы исполнили несколько романсов. С большим чувством, какговорят в таких случаях. Константин Осипович опять мне руки целовал и всеговорил, какая я замечательная, скромная и вообще необыкновенная. Ну и всевроде бы нормально пошло. Выпивали, разговаривали, потанцевали немного. Водиннадцать за Константином Осиповичем машина пришла, мы его проводили,девчонок отправили и в квартиру вернулись. Я быстро со стола убрала, посудуперемыла — и спать.

Утром в кухне обнаружила Павла с моей книгой в руке.

— Интересная книжка, — сказал он.

— Видишь фамилию на обложке? — взъелась я. —Я — только переводчик.

— А что, на английском больше ничего не было, чтоб тыперевести смогла?

— Было предложение. Я согласилась. Ты этих дел непонимаешь, и судить не можешь.

— Конечно. Куда мне. Интересная книжка.

— Ну интересная, и что? Надо полагать, ты мне этонеспроста говоришь, и что ты имеешь в виду?

— Ладно, черт с ней, с книжкой. Этот хмырь, он жених,что ли?

— Тебе что за дело?

— Да он тебе в папаши годится.

— Глупость какая. Константин Осипович человекисключительный, он…

— Да понял я, понял… Женатый?

— Он? — удивилась я. — Нет.

— Ясно. На тебе жениться хочет?

— Ты чего привязался? — разозлилась я.

— Да или нет?

— Это не твое дело.

— На кой он тебе черт? Мужичонка плюгавенький, чего сним делать-то?

— Не смей о нем так говорить, — прорычала я,покидая кухню, Павел за мной побрел.

— Нет, серьезно, он что, тебе нравится?

— Нравится, — не выдержала я.

— Спятила? Разве это мужик?

— По-твоему, мужик — это неандерталец вроде тебя? Ясобираюсь всю жизнь детей учить, а не воевать в джунглях. И вообще, чего ты комне привязался?

— Жалко мне тебя. Дура. Вроде люди не чужие.

— Ты похмелился, что ли? — удивилась я.

— Я не похмеляюсь. Ты глазами не зыркай. Все я понимаю,книжки там всякие, романсы, свечи, салфетки. Только он чуть получше чучела. Идурак. Приехал за тридевять земель к бабе на день рождения и что привез?Какой-то горшок, на него без слез не взглянешь. Значит, жмот. А если мужик длябабы баксы жмет, значит, она ему как пятая нога ослу.

— Ваша бандитская психология нам известна, детективысмотрим. Только горшку этому лет триста и стоит он таких денег, которые тебепотратить слабо на жену-манекенщицу. А сам ты темный и дикий, и говорить мне стобой неинтересно.

— Дура ты, — заявил Павел и ушел к телевизору. А япошла прикинуть, куда можно вазу поставить.

В дверь позвонили. На пороге стоял бывший с букетом.

— Привет, защитник, — сказала я.

— Поздравляю с днем рождения. Хотел зайти вчера, но нерешился.

— И правильно, — заметила я, отправляя цветы вмусорное ведро.

— Цветы-то при чем? — вздохнул Валерка.

— Цветы ни при чем. Ты зачем явился?

— Я же сказал.

— Поздравил? До свидания.

Тут Павел возник.

— Привет, мент. Как отпуск?

— Наверное, придется на работу выходить.

— Что так?

— Братва воюет.

— Так братве положено.

— Ну, не скажи. Городок был тихий, пока ты не явился.

— И что теперь в нем такого особенного?

— Боксера убили. Сегодня. Возле собственного подъезда.И охрана не уберегла. Один выстрел из винтовки — и нет Боксера.

Я плюхнулась на табурет и глаза вытаращила. Неужто Боксератоже мои прибрали? Когда, да и зачем? Быть того не может. Павел хмурился.

— Выходит, Мотя все-таки его достал.

— Достал, достал, — словно радуясь, сказалВалерка, а я облегченно вздохнула: Мотин грех.