Как показала жизнь, доля правды в их словах была, но не думаю, что разозленные сорвавшимся с крючка клиентом цыганки обладали даром провидения. А вот психологией они владели прекрасно.

Дмитрий, вспоминая об этой встрече, говорил, что главное было отстраниться, вырваться из-под взгляда цыганки.

«Как же ты вырвался?» – интересовался я.

«Не знаю, – улыбался Дмитрий, и его похожие на гусеницу усы вытягивались, как дождевой червяк. – На мне очки были. Может, их чары через очки не пробивают».

* * *

Эту историю я вспомнил, отправляясь к Прозерпине. И, конечно, фраза Дмитрия про очки была шуткой, но, собираясь в «салон», я суеверно запихал солнцезащитные очки в карман, а уже возле пресловутой квартиры достал их из кармана и нацепил на нос.

Дверь открыла уже знакомая старушка в платке и фартуке.

– Я повторно, – не дожидаясь вопросов, сказал я и прошел внутрь.

Пока старушка запирала дверь, я без сопровождения и приглашения вломился в «логово колдуньи».

Возможно, всему виной моя стремительность, но на этот раз Прозерпина не успела подготовиться. А быть может, это я подготовился лучше, чем в прошлый раз. Во всяком случае, на сей раз мне было ясно видно, что она не ожидала моего визита.

Впрочем, надо отдать должное, в руках она себя держала великолепно. Взгляд ее был взглядом сытого медитирующего удава.

– Здравствуйте, господин Хаген, – ровным голосом приветствовала она.

– Здравствуйте, Людмила Петровна. Что же вы не угадываете, что привело меня к вам сегодня?

– Мне не нужно угадывать, господин Хаген. Я уже говорила: я вижу, а не угадываю. Вас привела ко мне забота о вашем товарище. Вот только сегодня в вашей ауре преобладает алый и оранжевый. Вы взволнованы. Вам открылись какие-то новые грани знакомой истории, и вы пришли ко мне за ответами. Спрашивайте.

Она не предложила мне садиться. Более того, на кресле для посетителей подремывал черный кот. Должно быть, по здешним правилам кот был в разы важнее посетителя, но это по правилам Прозерпины. Я же собирался идти по пути Дмитрия и играть по своим правилам.

Я подошел к креслу и, не особенно церемонясь, стряхнул кота на пол. Зверь недовольно мяукнул, дернул пару раз хвостом, демонстрируя свое ко мне презрение, и запрыгнул на стол. И все. Небеса не разверзлись, и гром не грянул. Никаких мистических кармических воздаяний, просто обиженное животное.

– Вы позволяете себе недопустимое, – тоном благородной дамы, оскорбленной безродным холопом, но держащей себя в руках, сообщила Прозерпина. – Мы не в вашем банке. Здесь такое поведение непозволительно. Тонкие материи…

– Тонкие материи, Людмила Петровна, это красивые слова, прикрывающие некрасивую ложь. Вы правы, я пришел к вам в заботе о моем товарище и его семье. Только мне не требуются ваши ответы. И у меня нет к вам вопросов. Есть одно предложение.

– Покиньте этот дом, господин Хаген.

– Обязательно, – кивнул я, начиная ощущать тот азарт, который прочувствовал Дмитрий, поняв пытающуюся обмануть его цыганку. – Только сперва вы вернете то, что украли.

На лице Прозерпины проступило столько оскорбленного достоинства, что поверил бы самый недоверчивый Станиславский.

– Вы оскорбляете меня, господин Хаген. Я никогда, ничего и ни у кого не крала.

– Золотые инвестиционные монеты. Сто тридцать четыре штуки.

– Вы говорите о том, о чем не знаете. Это золото даже не гонорар за работу. Оно необходимо, чтобы омыть ауру чада. Речь идет о жизни ребенка. Неужели вы совсем не понимаете опасности?

И она вперила в меня свой немигающий, гипнотический взгляд.

– Понимаю, – легко согласился я. – Вот только, боюсь, полиция не поймет. Так что у меня к вам предложение: или я ухожу отсюда с золотом Кравцова, и больше мы с вами не увидимся, или я ухожу отсюда с пустыми руками, но с обращением в соответствующие органы. Как бы вам хотелось, чтобы я покинул ваш дом?

– Ваши обвинения бездоказательны.

– Неужели вы думаете, что я совсем не подготовился?

Моя собеседница насупилась.

– Вы же знакомы с Максимом Антоновичем.

– Каким еще Максимом Антоновичем?

– Ну как же, Максим Антонович Петухов, начальник службы безопасности нашего банка, весьма серьезный и уважаемый человек.

Выдержав паузу, я продолжил:

– Мы с ним в очень хороших отношениях, более того, он человек отзывчивый. Как узнал про историю с золотом – тут же посоветовал обратиться к одному своему приятелю, полковнику полиции. Я как раз после нашей беседы собирался ему позвонить по поводу сглаза и вашего черного кота.

Прозерпина долго-долго смотрела на меня. Наверное, этот взгляд должен был сломать меня, но я не ломался. То ли чары и вправду разбивались об очки, то ли внушение не работает на подготовленного человека. Но я чувствовал, что оно не работает, и от этого окружающая обстановка и Прозерпина в ее мантии с рунами все больше и больше походили на плохие декорации к дешевой постановке уездного театра.

Наконец она встала и вышла. Вернулась довольно быстро с небольшой коробкой из плотного картона в руках.

– Извольте, господин Хаген. – Она открыла коробку, внутри посверкивали маленькие солнышки золотых монет в прозрачных пластиковых коробочках. Десятки солнышек. – Будете пересчитывать?

Прозерпина следила за мной таким говорящим взглядом, что другой бы на моем месте, должно быть, расплакался бы, попросил прощения и вернул золото, доплатив сверху. В этом взгляде было все: покровительственность, и оскорбленное достоинство, и горечь оттого, что человек, который казался ей – Прозерпине – умным, на деле оказался дураком и страшно ее разочаровал. Она смотрела на меня так, как, должно быть, Иисус глядел на Иуду.

– Поверю вам на слово. – Я закрыл коробку и притянул ее к себе. – Но если там чего-то не хватает…

– Все на месте, – перебила меня Прозерпина, – заберите свой презренный металл и оставьте это место.

Я взял коробку и поднялся из-за стола.

– Только нерожденное дитя безмерно жалко. На нем останется дурной глаз. Но если вам золото дороже жизни ребенка…

В голосе ее прозвучала бесконечная горечь и разочарование.

– Знаете, Людмила Петровна, вам бы в кино играть. Вы прекрасная актриса. Вот только я не поклонник вашего таланта. И в понедельник жду от вас заявление по собственному желанию. Прощайте.

И я вышел, не желая больше давать ей повода сыграть на чувствах и затуманить мне разум.

* * *

Выходные прошли весело. Я привез Кравцовым их коробку, хотел просто отдать и уйти, но не тут-то было. Женя так воодушевился, что категорически отказался отпускать меня домой, а за Аритой отправил такси.