я накрыла его руку своей, почувствовав, как пальцы мужчины крепко сжались.

Жарко. Я задыхаюсь, и он тоже. Но наши тела не желают рассоединяться. Они попали в темп не отпускающей мелодии, и сейчас жили в собственном ритме. Вспышка вновь ослепила меня, и мужчина склонил в бок мою голову, прижимаясь губами к шее. Я выдохнула и откинула голову ему на плечо, позволяя эту ласку. Его лицо было скрыто черной маской, но он чуть сдвинул ее со рта. Непривычно нежные губы соскользнули на подбородок, и я сама повернула голову вверх, позволяя ему накрыть их своими.

Меня никогда не целовали до этого. Никогда в жизни моих губ не касались так чувственно, с такой страстью. Но не грубой, а всепоглощающей. Подчиняя себе и лишая воли одними губами. Чуть прикусил, а потом прошел по губе горячим языком, вновь соединяя нас, лаская каждым движением.

Я застонала удовольствием ему в губы и произнесла шепотом:

— А думала, ты любишь пожестче.

Музыка вновь загрохотала в ушах. Я поняла, что ничего не слышала и не чувствовала кроме него все это время, что длился наш поцелуй.

О, да. Я знала, что это был Мулцибер. С первого прикосновения чувствовала демона, превратившего мое тело в пластилин. Его касания и запах я узнала бы из миллиарда других. Мне просто хотелось, чтобы он понял, что играть здесь может не только он.

И это сработало. Его рука на моем животе дрогнула, а губы расплылись в улыбке.

— Не думай, что знаешь меня, Диана, — прошептал он на ухо. — Сегодня я уеду отсюда с другой, потому что по счастливой случайности тебя я уже трахал.

— Перепутал меня в толпе с незнакомкой? — усмехнулась я, стараясь отогнать боль, которую он вызывал своими ядовитыми словами.

— Так и случилось, — Мулцибер оскалился, а потом вцепился в мои губы, прикусывая нижнюю уже до боли.

Вскрикнула, пытаясь вырваться, но он уже отпустил меня, растворившись в толпе.

Эйфория тут же исчезла. Громкие биты больно били по ушам, и я огляделась, ища глазами Энже, но ее нигде не было видно. Головная боль подкатывала тошнотой к горлу, и я рванулась к выходу, надеясь, что прохлада остудит мое разгоряченное тело и разум.

Снаружи стало чуть легче. Я привалилась спиной к колонне, и посмотрела вверх, откуда на меня взирали вечные звезды. Им не было дела до моих страданий и боли, рожденной грубостью демона. Звезды просто светили, глядя на еще одну разбитую судьбу.

Двери вновь распахнулись, выпуская компанию разгоряченных мужчин. Напряглась всем телом, когда один из них притормозил, обратив на меня внимание.

— О, бабенка! А ты что здесь делаешь?

— Мне… Было нехорошо…

— Так давай мы тебе поможем, — скалится он.

На мужчине маска красного демона, но она чуть съехала и мне видна его обожженная кожа.

Боже, это ведь Зверь!

— Мне… Мне уже лучше…

Бормочу, а его приятели подзывают его к себе, и я молюсь, чтобы он развернулся и зашагал прочь. Но вместо этого, Зверь подходит вплотную, ставя вытянутую руку возле моего лица:

— Я сказал, я помогу тебе. Пошли.

— Да брось ты эту бабу! — орет один из его друзей. — Их в борделе будет куча!

— Неет, — скалится Зверь, и по мне проходит дрожь отвращения, — они плохо играют сопротивление. Я люблю, когда они орут и брыкаются по-настоящему.

Дьявол!

Я испугалась так, что не могла даже вскрикнуть, когда он начал тащить меня за собой, резко вцепившись в запястье.

— Зверь, оставь ты ее! — субтильный парень в черной маске, и мне кажется я узнаю его.

— Иок! — кричу, словно увидела родного человека. — Это я, Диана!

— Диана? — ему явно ни о чем не говорит мое имя.

— Я живу в доме Мулцибера! Я его пленница!

— Шлюха Константина, — рычит Зверь, стискивая мое тело, и меня всю передергивает от отвращения. — Теперь трахать тебя будет вдвойне приятно.

— Нет! — вскрикиваю, но он сжимает меня так, что кости трещат, а из глаз валятся звезды. — Иок, прошу тебя!

— Он тебе не нянька, — ржет Зверь мне на ухо, обдавая гнилостным дыханием. — Пошли, я знаю одно уютное местечко.

— Нет! Иок! Помоги мне! Иок! Пожалуйста! Умоляю!

Я взрываю ногами землю, но Зверь продолжает тащить меня за собой, даже когда я падаю и разбиваю колени в кровь.

Иок же так и стоит на месте, явно не планируя приходить мне на помощь.

— Этот хрен сегодня от тебя отказался прилюдно, ты знаешь? — гаденько произносит мой мучитель. — Своими ушами слышал, как Константин охал и картинно причитал, а потом сказал, что не сдаст Колдор из-за какой-то шлюхи.

— Лжец! — выкрикиваю я, продолжая борьбу с лапой на моем запястье. Я царапаю его, взрывая ногтями кожу, но Зверь словно и не чувствует вовсе, продолжая тащить меня.

— Про шлюху не добавил может, — ржет он, — а так слово в слово. Херово ты даешь значит, вот что.

Мне наплевать на то, что он говорит. Я просто хочу вырваться. Ужас неотвратимого насилия впивается в сознание зудящими занозами, заставляя ноги неметь от страха.

— Здесь будет удобно.

Он тащит меня прямиком к массивной кованой двери, по обе стороны от которой выставлены солдаты. Судя по всему, они знают Зверя, потому что даже не шевелятся, пока он тащит брыкающуюся и орущую истерикой меня.

Я сдираю пальцы до мяса, цепляясь за металл двери, но Зверь все равно впихивает меня внутрь на железный сетчатый мостик. Лихорадочно оглядываюсь, но мост закачивается пустотой, а внизу, метрах в двадцати под нами, один к одному, стоят чаны с кипящей жижей. Она пузырится и плещется, вызывая немыслимый жар.

— В детстве я свалился отсюда, — хмыкает Зверь, смотря под ноги, — чуть не сварился заживо. Да выпрыгнул, но кожа с меня слезла, — он стягивает с лица маску, и я вся леденею от ужаса и отвращения, видя его уродство так близко. Изъеденное шрамами лицо, в котором не осталось практически ничего человеческого. — Самое важное не пострадало, — гадко ржет он, приближаясь ко мне неотвратимо, — не переживай, все бабы стонут, когда я трахаю их здесь.

— Получаешь какое-то изощренное удовольствие? — леплю что-то лишь бы остановить его, заставить трепать языком и выиграть время.

— От чужой боли, — он оголяет два ряда желтых зубов и приближается еще, — ты узкая шлюха? Если да, то поорешь подо мной. Я не всегда могу кончить, только если тебе будет по-настоящему больно.

И он бросается вперед, как змея, хватая меня и начиная рвать одежду, тут же вцепляясь зубами в оголившуюся кожу.

Ору так, что оглушаю сама себя и эхом разлетаюсь по всему