– Тогда разрешите прислать шампанское в вашу гримерную?– поинтересовался я.

– С условием, – произнесла она богатым оттенкамиголосом, – что вслед за шампанским заглянете и вы?

– О, йес! – ответил я с воодушевлением. – Карамболь!

Она посмотрела оценивающе на позеленевшую торкессу в моейрубашке, все женщины в этом заведении, как догадываюсь, сразу сообразили, что умоей спутницы под моей рубашкой ничего нет, даже трусиков, женщины эточувствуют сразу, но все же певица улыбнулась с победоносностью во взоре: у нееи грудь крупнее, и зад выше, не надо на полусогнутых, и волосы длиннее, а всемужчины обожают, когда длинные волосы по подушке…

– Да, – сказала она многозначительно, – карамболь!

Торкесса, задыхаясь от гнева, нет, уже от ярости, смотрелаей вслед испепеляющим взором.

– Ваше сиятельство, – едва выговорила она лязгающимизубами, – вы уверены, что… что это существо… с этой примитивной культурой…способно… вообще способно…

– Уверен, – ответил я великодушно.

– Но ее уровень!

Я ответил лениво:

– А я в этой области не ищу высокие уровни. Наоборот,чем проще, тем кайф выше.

Торкесса замолчала, потом сказала негодующе:

– Так вот почему вы поедаете ее таким пылающим взором?

Я пробормотал:

– Оттого что сейчас на диете, не значит, что не могучитать меню… Лилея, что за делы? Мы на задании.

– Но вы, милорд, – сказала она обвиняющим тоном, – весьразбухли!

– Ну, не весь, – пробормотал я, – но, дорогая, человекне может все время быть в погоне, в науке или в постели. На то он царь природыи венец творения! Надо чередовать, чередовать, чередовать… У нас попробовализадержаться на великой стройке чуть дольше, чем позволяла биология, целуюстрану обвалили с таким грохотом! Всю планету качает, как паука-плавунца наволнах!

– Но разве не знаете, что чем больше…

– Нет, – прервал я поспешно, – я не верю, что эторешает все проблемы. Поголовная мэйдфакия началась еще в шестидесятых, но войныкак шли, так и идут. И с ваучерами надули! И озоновая дыра не уменьшилась…Погоди, что ты все сворачиваешь на эту тему? У тебя эти две недели ученичествана секретного агента на чем оборвались?

Она мило покраснела, прошептала:

– На первом же уроке по обольщению…

– Понятно, – протянул я. – Значит, ты не зацикленная,просто ничего другого не знаешь… а знания показать хочется. Ну, хотя бы те, чтона первом уроке?

Она потупилась, на щеках заиграл румянец, перебрался на лоби шею, а восхитительнее всего, когда запылали уши. Я подозвал официанта, велелотнести лучшее шампанское и цветы в гардеробную певицы, сразу же уплатил,другой принес и поставил краешком поднос на край стола. Не чинясь, я помогперегрузить на стол все два десятка блюд, он пришел в восторг от такойдемократичности молодого олигарха.

Торкесса смотрела на множество блюд в тупом недоумении.

– Зачем это все?

– Будем есть, – сообщил я бодро. – В смысле, ты –кушать, а я – жрать!

– Но почему так много? – спросила почти в отвращении. –В кого я превращусь?

– Ага, – сказал я злорадно, – и у вас есть проблемы свесом?

– Нет, но это просто… просто…

Я не слушал, разделывал большим ножом гуся, коричневаякорочка потрескивает, из надрезов вырвался горячий пар, ноздри мои жадно ловятодуряющие запахи, стараясь вобрать все, чтобы не уплывали в сторону чужихстолов. Потек прозрачный сок, желудок начал дергаться в нетерпении.

Торкесса едва коснулась жаркого на ее тарелке, как тут жеопустила нож и вилку. Глаза ее, очень серьезные, вперили в меня вопрошающийвзгляд.

– Милорд… разве нам не надо… спешить?

– Надо, – согласился я, – но, увы, ты не понимаешь…

– Чего?

Я развел руками, изобразил мимикой титаническую работу ума,пожал плечами, снисходительно улыбнулся:

– Нет, все равно не поймешь… Нет-нет, не реви, я сам непонимаю, правда. Но такова логика, весьма абсурдная, согласен. Но разве не вабсурдном мире живем? Однако он построен на неких законах, нам неведомых. Одиниз них в том, что, какой бы ни была спешной погоня, мы просто обязаны время отвремени заходить либо в стриптиз-бары, либо в бордели…

– Фу!

– Что делать, таков закон. Даже выше – Закон! Вот такзаходить в бордели, а также вот так сидеть и с аппетитом жрать, от пуза жрать,чувствовать запах и даже аромат жареного мяса, слизывать сок с пальцев… Японимаю это так, что человек состоит не из одной гонялки, человеку надо что-тоеще… например, мы можем во время погони заскочить в музей Изящных Искусств,вдруг там злодей, а там я тебе попутно расскажу о Ренессансе, Серебряном векеили сокровищах Тамонхаима…

Она посмотрела на меня с подозрением.

– А вы, граф, в самом деле знаете?

Я бесстыдно улыбнулся:

– Если честно, то сейчас не знаю даже, где этот музей иесть ли такой на самом деле. Но если вдруг окажемся вблизи и будет подозрение,что преступник забежал в музей, то… Сама понимаешь, я смогу, в самом делесмогу, откуда и возьмется, рассказать об истории создания картин, об их великойценности. Конечно, если будем честнее, то предоставим рассказыватьэкскурсоводу, но так, правда, несколько померкнет мой имиджинтеллектуала-искусствоведа со стальными мускулами.

Она слегка поморщилась от моего чавканья, даже рев музыки незаглушает, но должен же я оттянуться в чем-то желудочном, раз сдерживаю позывыгенитальности, а то все о музее, Ренессансе, Серебряном веке, сокровищахТамонхаима, сколько можно, человек не может о высоком столько, а вот о низкомможет всю жизнь, а потом отыщет и еще что-нибудь, но не высокое, а еще болеенизкое, это же проще.

Однако мой аппетит оказался заразительным, сперва клевала,как птичка, потом ела, как мышка, а потом уже – как здоровый раскрепощенныйбегемотик, ведь с полуобезьянами жить – по-английски говорить.

Я наливал ей в высокий бокал шампанского, вскоре щечкиторкессы заалели уже не от смущения, совсем не от смущения, глазки заблестели.Время от времени оглядывала зал, заметила наконец, что хотя зал с множествомстоликов, но наверху, если подняться по лестнице, еще столы, там явно дороже,ибо каждый стол отделен от соседнего перегородкой, а дальше вообще стена скрасиво оформленными дверьми, на каждой номер. У меня в черепе что-тозашевелилось насчет комнат с номерами, но не мог вспомнить, только лезут всякиеобрывки анекдотов, но это у всех, сейчас каждый набит анекдотами в той мере,как наши отцы были набиты мудрыми мыслями, а деды – революцьенными лозунгами.