Он судорожно дернулся, когда моя рожа появилась в полезрения, на лице отразилось сильнейшее изумление.

– Опять ты?

– Не опять, а снова, – поправил я сурово.

Он выхватил одной рукой пистолет, я захватил за кисть,сильно дернул. Грузное тело с неохотой выдвинулось из тесного кресла, раздалсяоглушающий выстрел, за спиной завизжала торкесса. Какое-то время мы боролись, ядаже упал и несколько минут висел головой вниз из кабины, но затем сильнымударом ноги перебросил наемника через себя, он вылетел в проем, как орел сраспахнутыми крыльями.

Я ринулся к штурвалу, неуправляемый вертолет идет прямо нанебоскреб Южнобутовского телецентра, спросил через плечо:

– Ты как, о’кей?

– Да, – ответила она печально, – да, о’кей…

Вертолет взмыл вертикально прямо перед гигантскойпараболической антенной, которую Пентагон пытался купить у местного муниципалаза миллиард долларов. Кровь прилила к лицу, мотор ревет на издыхании, но машинапослушно, хоть и на пределе сил, сделала «мертвую петлю», выровнялась.

Я поставил на автопилот, повернулся к торкессе.

– Протяни руки… Когда он успел… А, он просто склеил?Тогда терпи.

Она жалобно вскрикивала, но я безжалостно отдирал липкиеленты. На нежной коже остались быстро исчезающие красные полосы. Она вскинулана меня испуганные глаза.

– Как ты сумел…

– Он что-нибудь говорил?

– Да.

– Быстро говори, – велел я. – По-суворовски!

Посмотрел вниз, там народ сбегался ко второй сплюснутоймашине, вокруг первой уже стоят тесно, любуются, а к первой только бегут, этозначит, что наемник летел с большой высоты, но ухитрился упасть строго и точнона крышу автомобиля.

– Он сказал… – произнесла торкесса, ее плечи зябкопередернулись. Я посмотрел на нее и тоже передернул плечами. Эта привычкавообще-то заразительна, надо с нею кончать.

– Что сказал?

– Страшно и выговорить… Сказал, что нашу миссиюраскрыли, а сейчас нашего старшего захватили вместе со штабом, погрузили вавтобус и увозят к спрятанному и замаскированному звездолету.

Она всхлипнула, я быстро указал на экран:

– Какой из них автобус?.. Желтый?.. Красный?.. Какой изних?

Она прокричала в отчаянии:

– Если бы я знала… Если бы я знала!

– То что?

Она вскрикнула в слезах:

– То я никогда не согласилась бы пойти в космическуюразведку!

Я спросил кровожадно:

– Новичок, да?

– Еще какой, – ответила она, всхлипнув, – две неделивсего… Да и то бумаги подшивала в канцелярии. У нас солидная организация! Мывзяли в аренду дырокол, только начали разворачиваться….

– И тут предложили непыльную работу, – добавил язадумчиво. – Кое-что начинает вырисовываться… Давай держи штурвал, а я покарассмотрю эту карту.

Пока она двигала рулем управления с умением домохозяйкипосле двух уроков езды на велосипеде, я работал с картой, с непривычкиувеличивал изображение от взгляда с далекой Галактики до внутриатомногостроения. Восхитился совершенной аппаратурой, что позволяет вот так с высотызаглядывать в низкий вырез любого платья, в самом деле позаглядывал, надо жеопробовать, наконец отыскал автобус, сам взялся за рычаги, погнал вертолет напредельной скорости.

Она спросила тревожно:

– Что собираешься делать?

– Передать руль тебе, – ответил я. – На, держи!.. Ведикак можно ближе к автобусу.

Пока она заново осваивалась с рычагами, я подобрал пистолетнаемника, и пусть кто-то вякнет, что это оружие ближнего боя: я с трехсотметров точными двенадцатью выстрелами уложил двенадцать гадов, что высовывалисьиз окон и беспрерывно строчили по мне из узи, калашей, крупнокалиберных,стреляли из базук, стингеров, мух и птурсов.

– Давай ниже, – велел я кровожадно.

– Зачем?

– Нагоним, догоним, перегоним… но пить пока не станем.

Она не поняла:

– А пить… почему?

Я сдвинул плечами:

– Откуда я знаю? Бери от жизни все, но потом положьобратно!

Она спросила умоляюще:

– Я что-то не понимаю? Не въезжаю, да?

– Я сам не въезжаю, – признался я, – но звучит клево,верно?

– Ну… вроде бы…

– Тогда веди прямо за автобусом.

– Что ты задумал?

Я окинул оценивающим взглядом ее фигуру

– Говорят, чем лучше формы, тем дороже их содержание…брешут, гады. Чем приятнее формы, тем безразличнее содержание.

Она сказала обидчиво:

– У женщин бывают такие формы, что мужчинам не покарману их содержание. Ладно, вот автобус, что дальше?

– Еще ниже, – велел я.

Вертолет на некоторое время застыл было над самой крышейавтобуса. Но водитель как почувствовал, прибавил газу, а когда торкесса началадогонять, тормознул, мы проскочили вперед, открыл окно и выстрелил из стингера.К счастью, торкесса догадалась выпустить тучу алюминиевой стружки. Ракетапролетела мимо и взорвалась, обдав нас запахом фальшивого китайского пороха.

Я топтался на лыже, примеривался, все не решался спрыгнуть,автобус начал рыскать из стороны в сторону, я озлился, все-таки прыгнул, но нена ноги, а распластался животом и ухватился за выступы.

Раздались глухие выстрелы, рядом со мной в крыше появилисьдырочки. Я перекатился, дырочки последовали за мной, кто-то шел по салону стакой же скоростью, так что, помимо водителя, там остались и другие парни вчерных шляпах.

Я начал продумывать, как спускаться вниз, не повредить бысхваченного резидента торкессы, как высунулась голова над крышей, почтиодновременно выскочил с другой стороны еще один супермен, пошли ко мне покрыше. Я отступил, присматриваясь к обоим, крепкие парни, матерые, один,правда, не столько возмужал, сколько возмудел, но все равно может помешать мне,а напарнику, как ни странно, помочь.

– Ребята, – сказал я проникновенно, – вы имеете правохранить молчание. Все, что скажете, будет переврано и обращено против вас… Такчто лучше отпустите пленных, а я вас. Возможно, не трону.

Они переглянулись, один спросил тупо:

– Это он о чем?

– О каких-то пленных, – пояснил второй. – Это о немцах,что ли?.. Или про войну с Ираком?

– Я говорю о команде торкессы. – пояснил я. – Котораянаходится в этом автобусе.

Снова переглянулись, первый сказал зло: