И Уитни никак не могла собраться с мыслями, ощущая рядом с собой его сильное, пылающее жаром тело. Он обещал, что больше никогда не поцелует ее, но сейчас Уитни казалось, что эти слова прозвучали в какой-то иной, неизмеримо далекой вселенной, не имеющей к ним никакого отношения.

Они смотрели друг другу в глаза, и воздух звенел от напряжения. Их злость превратилась в что-то совсем иное, сгорев на костре страсти.

Он хочет поцеловать ее?

Уитни приказала себе развернуться и бежать прочь. Она помнила реакцию своего тела на прошлый поцелуй, помнила желание, сметающее все ее внутренние барьеры. В его руках она теряла контроль над собой. Она не должна была позволить себе заняться любовью с едва знакомым мужчиной, это не даст ей желанного ощущения теплоты и близости. Это будет просто пустой механический секс и ничего более.

Она не могла позволить ему поцеловать ее.

Но не пошевелилась.

Его руки соскользнули с ее плеч. Дариус медленно сделал шаг назад, словно преодолевая внутреннее сопротивление, круто развернулся и вышел из кухни.

Безумие. Он сходит с ума от желания поцеловать ее.

Дариус подставил голову под струю холодной воды, стараясь привести мысли в порядок и хоть немного успокоиться. Нельзя сказать, что ему это удалось. Он так и не смог избавиться от странной потребности немедленно вернуться и поцеловать Уитни, вновь ощутить податливое тепло ее губ. И не только из-за инстинктивного сексуального притяжения, которое он при желании смог бы побороть, но и потому, что хотел помочь ей вырваться из тюрьмы, стены которой она сама возвела вокруг себя из боли и вины. Не ради Джино, ради себя самого. Он знал, что там, за барьером страха и горечи, скрывается настоящая, живая, теплая, прекрасная женщина. Та, на кого он сможет положиться, и не только в заботе о Джино. Та, кого он смог бы полюбить…

Вернувшись в спальню, он со стоном упал на кровать, стараясь игнорировать обуревающие его чувства. Желать, чтобы Уитни стала для него кем-то, кроме партнера, глупо и эгоистично по отношению к Джино и к ней самой. Он исполнительный директор огромной корпорации, на нем лежит ответственность за сотни людей. Он едва находит время, чтобы заботиться о Джино. Как он найдет время еще и на жену?

Кроме того, он не тот понимающий, чувствительный мужчина, который ей нужен. Он только ранит ее. Он должен перестать желать ее!

На следующее утро, когда Уитни вошла в детскую, Дариус уже кормил Джино. Их вчерашняя ссора оказала на нее куда большее влияние, чем ей бы хотелось. И дело было не столько в том, что она вновь осознала, насколько сильно ее тянет к Дариусу. Просто некоторые вещи, которые он сказал вчера, никак не шли у нее из головы.

Он назвал ее милой. Это воспоминание вновь и вновь вызывало у Уитни улыбку. Последние три года люди характеризовали ее как холодную, отстраненную, фригидную. Никто не мог разглядеть сквозь ее боль и вину настоящую Уитни.

Сделав глубокий вдох, она произнесла:

— Дай мне покормить его.

Дариус молчал, но в его глазах отражался миллион невысказанных вопросов.

— Эй, я ведь тоже должна это делать, хотя бы иногда.

— Да, это так, — кивнул он, поднимаясь, чтобы уступить ей место на диване.

Уитни села и приняла из рук Дариуса ребенка и бутылочку. От страха ее руки чуть дрожали, ведь каждый раз, когда она прикасалась к Джино, ее захлестывал поток воспоминаний, а вслед за ними в ее душу приходили скорбь и вина. Но в этот раз Уитни не увидела лица своей погибшей дочери, только темноволосого, темноглазого и очень голодного Джино.

Она рассмеялась и поднесла к его губам бутылочку.

Дариус отвернулся и подошел к шкафу, притворяясь, что его заинтересовала одна из книг.

Сердце сжалось в груди Уитни от стыда, и в этот раз ее прошлое не имело к этому никакого отношения. Его молчание приводило ее в смятение. Вчера Дариус упомянул о смерти своей матери, о том, как ему одиноко, а она проигнорировала это, упиваясь собственным горем.

— Мне очень жаль, что твоя мама умерла, — тихо произнесла она, не зная, что еще сказать.

— Все в порядке.

— Нет, не в порядке, — покачала головой Уитни, злясь на себя за то, что не может подобрать правильные слова. — Вот что происходит каждый раз, когда, я пытаюсь поговорить с людьми. Ничья боль не сопоставима с моей, поэтому никто по-настоящему не может со мной разговаривать.

Дариус обернулся, с недоумением глядя на нее:

— Это просто смешно.

— Вовсе нет. Посмотри на себя, ты больше не станешь говорить со мной о твоей матери.

Он опустил взгляд и начал приводить в порядок вещи, разбросанные на пеленальном столике.

— Вот видишь!

— Просто здесь не о чем говорить, — тихо ответил он, не поднимая глаз.

— Но ты сказал, что тебе одиноко.

— Это была просто попытка показать тебе, что не ты одна пережила потерю. И я не должен был сравнивать наши с тобой ситуации, они абсолютно разные. Кроме того, мне повезло. Пусть два моих брата игнорируют меня, но есть Джино, и он будет в моей жизни еще по крайней мере восемнадцать лет. У меня будет семья.

— Знаешь, если ты действительно хочешь иметь семью, ты должен попытаться наладить отношения со всеми своими братьями. Ты не должен поджидать подходящего момента, чтобы позвать их сюда и познакомить с Джино. Каждая упущенная минута увеличивает пропасть между вами и уменьшает шансы, что они примут твое приглашение.

Дариус сложил руки на груди и с сомнением оглядел ее:

— А ты у нас, получается, эксперт?

— Я адвокат. Может быть, мы часто не обращаем внимания на то, что творится в наших собственных жизнях, но мы замечаем все нюансы в жизни наших клиентов. — Она чуть улыбнулась. — Ты, конечно, не мой клиент, но я только недавно вошла в твою жизнь и могу объективно судить о ситуации.

— И ты полагаешь, что я должен пригласить сюда моих братьев?

— Да, мне кажется, что у вашей семьи должен быть шанс соединиться. Вы сможете найти что-то общее, что связывало бы вас вместе, то, что было бы важно для вас всех.

Джино выплюнул бутылочку и загулил, требуя внимания.

Дариус взял его из рук Уитни и, прижав к себе, чуть пощекотал животик:

— Кажется, кто-то здесь не прочь немного поиграть?

Малыш счастливо залепетал в ответ.

Сердце Уитни сжималось от нежности, когда она смотрела на них. Дариус так любил Джино. И причины, по которым он хотел быть рядом с ним, были правильными. Он хотел иметь семью. Она вновь почувствовала себя виноватой, ведь она набросилась на него с обвинениями, ничего о нем не зная.

Может, то же самое происходило и с его братьями? Может, они не ненавидели старшего Андреаса, а просто не слишком хорошо его знали?