Саня молча кивнул и опустил голову так низко, что ИльяНикитич видел только его темно-русую макушку.

– Значит, вы помните, что незадолго до убийства были вресторане, но пистолета с собой не брали? А каким образом оказались в подъездеубитого, рядом с трупом?

– Я не убивал.

– Послушайте, Анисимов, а может, вы просто забыли, каквыстрелили в Бутейко ?

– Пожалуйста, не надо издеваться, – Саня вжал голову вплечи, словно опасался, что старик сейчас ударит его, – я не вру вам. Я не могвыстрелить человеку в висок. У меня бы просто рука не поднялась. А мой пистолетдолжен был лежать дома, в ящике письменного стола.

– Но оказался каким-то мистическим образом на местепреступления. Ладно, Александр Яковлевич, сегодня я свяжусь с вашей женой, онапринесет вам смену одежды, а это все мы отправим на экспертизу и узнаем, вкакой именно карман вы положили пистолет, когда отправились убивать приятеля.

– Я не…

– Да-да, я понял, вы не убивали, – кивнул Илья Никитич, – выдавали Бутейко деньги в долг?

– Да. Три тысячи долларов.

– Когда это было?

– В июле.

– Вы брали у него долговую расписку?

– Нет, конечно.

– А сроки возврата оговаривали?

– Нет.

– Значит, вы полностью доверяли Бутейко?

– Не знаю. На этот вопрос я сейчас не могу ответить.Простите, у вас случайно нет сигареты?

– Случайно есть. Пожалуйста.

Илья Никитич не курил, но держал в своем столе на всякийслучай пачку «Ротманс» и дешевую одноразовую зажигалку.

– Не можете ответить… – задумчиво повторил он, давая Санеприкурить, – что, очередной провал в памяти?

– Если вы считаете, будто я здесь комедию ломаю, тоошибаетесь. Я не симулирую, не строю из себя психа. – Саня жадно затянулся изаговорил очень быстро, затараторил, словно текст был выучен заранее:

– Артём Бутейко был мне должен три тысячи долларов. Послекризиса у меня возникли серьезные проблемы. Но из этого не следует, что я убилАртема. Разве покойники возвращают долги? Мне нужны были деньги, а не огромныйтюремный срок, не высшая мера. И потом, я бы сразу убежал.

– Вы были слишком пьяны.

– Если бы я собирался убивать, разве стал бы пить передэтим?

– Логично, – кивнул Илья Никитич, – но и выпить дляхрабрости в такой ситуации тоже логично. Из-за неприятностей после кризиса,из-за сложностей с деньгами вы много и сильно нервничали. Накопилась злоба, онатребовала выхода. А тут – должник, который не возвращает деньги. Люди в своихпоступках далеко не всегда следуют логике и здравому смыслу. Гораздо чаще имируководят слепые эмоции, особенно в тех случаях, когда происходит убийство. Выведь дважды угрожали Бутейко.

– Угрожал? Ерунда какая… Нет, я напоминал ему о долге, ноэто нельзя назвать угрозами.

– Расскажите, пожалуйста, подробно, какой разговор состоялсямежду вами, когда вы в первый раз потребовали вернуть долг.

– Я просто позвонил, спросил, как дела. Я ждал, что он самвспомнит о деньгах, но он не вспомнил. Я спросил прямо: когда собираешьсявозвращать? Он ответил, что пока не может точно сказать. Сейчас у него всенастолько плохо, что на хлеб не хватает. В общем, он стал жаловаться на жизнь,как все в таких случаях.

– У вас большой опыт общения с должниками? – улыбнулся ИльяНикитич.

– Нет… а почему вы так решили? – растерянно моргнул Саня.

– Вы сказали, как все в таких случаях. – Ну, я имел в виду…я говорю не о своем опыте, просто известно, как люди тянут резину и жалуются нажизнь, когда заходит о деньгах… – Саня почувствовал что краснеет, сталзапинаться и вообще замолчал.

– Ну, хорошо. А потом, через два дня, и пришли к нему домойи опять говорили о деньгах. Мать Бутейко уверяет, что слышала угрозы.

– Ничего она не могла слышать. Да, я просил его вернуть хотябы часть. Артем пробил свою программу на телевидении. То есть у него появиласьвозможность хорошо заработать. Между прочим, это еще раз подтверждает, чтоубивать его мне было невыгодно. Я просил, а не угрожал.

– Вы пришли к нему специально ради этого разговора, или былкакой-то другой повод?

Внезапно Саня замолчал. Илья Никитич с удивлением заметил,как резко изменилось его лицо. Он побледнел, глаза тревожно забегали. Казалось,он мучительно пытается решить для себя что-то важное. Илья Никитич дал емувремя подумать, не торопил.

– Да. Повод был, – наконец медленно выдавил Саня сквозьзубы, – я зашел, чтобы посоветоваться с его отцом.

– Очень интересно, – радостно кивнул Илья Никитич, –пожалуйста, конкретней.

– Я не могу… А в общем, теперь уже не важно. Я принеспоказать отцу Артема одну вещь, чтобы он оценил ее. У моей жены есть старинноекольцо. Большой изумруд, бриллианты. Оно ей досталось от прабабушки. Я простохотел узнать, сколько оно может стоить. Ну, на всякий случай. Мало ли что? Мысейчас очень нуждаемся в деньгах. Я ничего не сказал Наташе, она бы ни за чтоне разрешила продавать кольцо. Она много раз повторяла, что ее прабабушка дажев гражданскую войну, в голод, берегла эту вещь.

– Разве Вячеслав Иванович Бутейко имеет отношение кювелирному делу? – искренне удивился следователь.

– Имел когда-то. Но об этом в их семье не принято говорить.

«Почему?» – чуть было не спросил Илья Никитич, но сдержался.Он всегда старался не спешить с вопросами, которые вызывали у него особенныйинтерес.

– Ну и как Вячеслав Иванович оценил кольцо? Онодействительно оказалось дорогим?

– Нет, – тяжело вздохнул Саня, – он сказал, что в изумрудетрещина и еще какие-то повреждения, а бриллианты очень мелкие, показателичистоты низкие. В общем, больше трех сотен долларов за эту вещь получитьнельзя. Я Наташе ничего не стал говорить. Принес кольцо, потихоньку положилназад, в шкатулку. Вы тоже не говорите ей, хорошо? Ей будет очень обидно, еслиона узнает, что я оценивал кольцо и что оно на самом деле так дешево стоит. Этоведь единственная ее фамильная драгоценность.

– Ну, специально не буду сообщать. А там уж – как получится,– улыбнулся Илья Никитич. – Вы давно знакомы с Бутейко?

– Учились в одном классе.

– Дружили?