Я холодею. Он говорит о серебряном сердечке «Тиффани», которое носят сотни, если не тысячи молоденьких блондинок по всей стране. Свое Кристен уже года четыре держала в ящике комода. Наверняка оно и сейчас там лежит – готова поспорить на все свои сбережения. Мне кажется, я прямо слышу ее слова: «Стану я носить то, что носят все подряд!»

– Она любила эту подвеску, – говорит Брайан.

Он не слушает. Он никогда меня не слушает! Собираюсь с силами, чтобы начать спорить, но, раскрыв рот, останавливаюсь. Его глаза полны нежности. Лицо спокойное, просветленное. Он улыбается сквозь слезы:

– Такое чувство, будто в ее последние минуты с ней была частичка меня.

Передо мной выбор. Доказать бывшему мужу, что это не я сошла с ума, а он, вероятно, совершил огромную ошибку, всех последствий которой мы никогда не сможем устранить. Или позволить ему верить, будто дочь до самой смерти берегла вещицу, полученную от него в подарок на тринадцатый день рождения.

– Да, это действительно было ее любимое украшение, – говорю я, обнимая Брайана. – Потому что его подарил ты.

Вернувшись домой, прямо в пальто и туфлях бегу в комнату Кристен. Срываю с ручки двери табличку «Не беспокоить!» и вхожу. Стараясь не давать воли чувствам, включаю свет и направляюсь к комоду. В углу верхнего ящика лежит, как и следовало ожидать, деревянная шкатулка. Открываю ее и неловкими пальцами перебираю сережки и браслеты. Кулон «Тиффани»… Где он? Вываливаю содержимое коробочки на крышку комода, а через пять минут сгребаю все обратно и принимаюсь за оставшиеся три ящика. Потом за письменный стол, потом за шкафчик в ванной, в котором тоже четыре ящика…

За сорок пять минут я успеваю перерыть все углы и заглянуть во все щели. В комнате кулона нет. Но это не значит, что он был на Кристен.

Выйдя из комнаты и закрыв за собой дверь, набираю номер Энни. Слушая гудки, захожу в кухню и наливаю себе вина. Включается автоответчик – как и все эти три дня. Черт! Ожидая звукового сигнала, прокручиваю в голове то, что хочу сказать. Не знаю точно, кто прислал письмо, но оно всколыхнуло во мне надежду. А где надежда, там и беспокойство. Если Кристен жива, в безопасности ли она? Я должна ее найти!

– Энни, это опять я. Пожалуйста, позвони. В любое время. Мне нужно с тобой поговорить.

С бокалом в руке перехожу в гостиную и останавливаюсь у большого окна, из которого виден парк. Льет дождь, люди жмутся под зонтами. Набираю номер Кейт. Она отвечает сразу же, как будто ждала моего звонка:

– Привет!

Ее спокойный грудной голос напоминает медленное течение реки. У нашей мамы был очень похожий тембр. У меня даже сердце сжимается.

– Привет, Кейти! Энни с тобой?

Хочется добавить: «А Кристен?» – но я вовремя замолкаю.

– Она сейчас у папы.

С секунду подумав, я спрашиваю:

– С кем?

– Ни с кем.

Меня накрывает новой волной разочарования, на смену которому приходит паника. Хватаюсь за горло:

– Уверена?

– Ну конечно! Кстати, она надеется, что к ее возвращению ты соберешь все свое дерьмо в кучку, – говорит Кейт и, смеясь, уточняет: – Извини, Рик, формулировка моя, не ее.

– Мой ребенок считает меня злой старой сукой.

– Неправда. Старой она тебя никогда не называла.

Циничный юмор сестры заставляет меня невольно улыбнуться.

– Ах ты, нахалка! – говорю я, садясь на ручку кресла. – Сегодня мне на электронку пришло странное письмо с одним из маминых афоризмов. Вот послушай: «Мудрый путешественник сначала обдумывает итоги прошлой экспедиции и только потом прокладывает новый маршрут». – Помолчав, я прибавляю: – Отправитель называет себя «чудом».

Последнее слово я произношу с нажимом и, затаив дыхание, жду, что Кейт свяжет его с Кристен. Но она делает другой вывод:

– Умно. Смело. Значит, Энни все-таки до тебя достучалась. Видимо, когда я ей советовала от тебя отдохнуть, она меня не слушала.

Потираю лоб. Кейт решила, что «чудо» – это Энни. Брайан думает так же. Может, я обманываю себя? Нет. Я видела комментарии в альбоме Кристен. Сигнал исходит от нее. Она жива и нуждается в моей помощи.

– Кейт, я еду, – эти слова вырываются у меня так быстро, что я не успеваю прикусить язык.

Остается только прижать руку к бьющемуся сердцу.

– Едешь сюда, на остров? Серьезно? После стольких лет? Поверить не могу! А как же твоя работа?

Я улыбаюсь, впервые за целую вечность гордясь собой:

– Моя дочь прежде всего. Если есть хотя бы крошечная вероятность, что письмо от Кристен и она бросает мне вызов, чтобы я ее нашла…

– Ясно. Значит, ты едешь сюда ради Кристен. А не ради той дочери, которая жива и действительно в тебе нуждается.

– Я еду, потому что люблю обеих своих дочерей. Я действительно нужна Энни и отвратительно себя чувствую, оттого что не поддерживаю ее. Ну и может быть, – я зажмуриваю глаза, – еще есть какая-то надежда найти Кристен, правда?

– Ох, Рик…

Мне ужасно неприятно слышать в голосе сестры нотки жалости. Она думает, я помешалась. У меня действительно нет никаких доказательств того, что письмо от Кристен. Только мое сердце говорит мне об этом.

Во время ужина с дедушкой Энни постепенно охватывает паника. Она оставила свой телефон у тети Кейт. Почему из всех вечеров нужно было выбрать именно этот, чтобы так сглупить?! Вообще-то, Энни не из тех, кто не может обходиться без телефона, но сегодня особенный день. Должны поступить последние инструкции относительно Парижа. Лететь нужно уже на следующей неделе. От этой мысли Энни одновременно испытывает возбуждение и тошноту. Она дождется окончательного подтверждения и только тогда сообщит о своем отъезде тетке с дедом. А то вдруг планы еще изменятся? Хотя нет, отступать нельзя. Да, разумеется, Париж – огромный город, она никого в нем не знает, на французском языке не говорит, и ей дико страшно, но вдруг там ее сестра, которую нужно отыскать и спасти?

Обняв дедушку на прощание, Энни в сумерках шлепает по слякоти к домику тети. По пути ее волосы завиваются мокрыми колечками, а спортивные туфли промокают насквозь. Взбежав на крыльцо и открыв дверь, она тут же сбрасывает мокрую обувь. Из кухни доносится голос тети Кейт:

– Видимо, когда я ей советовала от тебя отдохнуть, она меня не слушала.

Энни, навострив уши, застывает. Тетка говорит с матерью. О ней.

– Едешь сюда, на остров? Серьезно? После стольких лет? Поверить не могу! А как же твоя работа? – это следующие тетины слова.

У Энни перехватывает дыхание: мама едет сюда! Наконец-то она поставила ее, свою дочь, выше конкурса! Не успев снять кед со второй ноги, Энни застывает. Ей хочется услышать что-нибудь еще. Вдруг голос тети Кейт начинает звучать мягко и грустно, как будто она жалеет свою племянницу: