– Пять лет, – говорю я.

– Шесть, – поправляет Кертис.

Я вопросительно вскидываю голову.

– Ты была здесь в то лето, когда Джимми Претцлафф приезжал в отпуск.

Да, действительно. Шесть лет назад. Тогда в городке устроили что-то вроде парада в честь воина-героя, вернувшегося домой на лето.

– Как Молли? Я слышала, какая беда случилась с ее сыном…

– Держится, – отвечает Кертис, помещая мою сумку в прицеп. – Джимми пытается вырваться из Катара, но армия так просто никого не отпускает. Зато мы все помогаем, кто как может.

– Это хорошо, – говорю я, вспоминая, сколько цветов и карточек с соболезнованиями принесли к гробу моей матери, – ее похороны были совсем не то, что холодная церемония прощания с Кристен. Как долго соседки приходили к нам с запеканками и пирогами, сидели с Кейти и прибирались в нашем доме.

– Льюис Вуиттоун, – читает Кертис, разглядывая мою сумку «Луи Витон» и искажая французское имя то ли просто смеха ради, то ли с издевкой, то ли по невежеству – я понять не могу. – Красивая.

Закрепив мой «Вуиттоун» в прицепе, Кертис садится за руль и выжидающе смотрит на меня.

– Ну? Добро пожаловать на борт! – говорит он с едва заметным намеком на улыбку.

Я подхожу ближе и собираюсь сесть, но куртка сковывает движения. Ощущая на себе взгляд Кертиса, расстегиваю ее. Под ней консервативный темно-синий костюм.

– Черт возьми! Вы только поглядите на Рики Францель! – Я вспыхиваю, чувствуя, что меня осматривают с ног до головы. – Все-то у нее с иголочки, до последней пуговицы застегнуто! Сразу видно – леди из Нью-Йорка. – Кертис качает головой. – А я помню тебя самой сексуальной девчонкой на острове!

Усаживаясь верхом и застегивая шлем, я пытаюсь понять, что это было – комплимент или оскорбление.

Сидя позади Кертиса, я слишком явственно ощущаю мужественный запах его кожаной куртки и тепло его тела, которое соприкасается с моим. Лед под полозьями покрыт слоем слякоти, как торт – слоем глазури. Меня передергивает. А куда девать руки? Наверняка у снегохода есть какие-то поручни, только где они? Кертис делает резкий разворот, и я быстро хватаюсь за то, что нахожу, – его талию.

– Держись крепче, – говорит он, оборачиваясь. – Сейчас будем прыгать.

Я цепляюсь за него изо всех сил и кричу, но он уже нажал на газ, и шум мотора заглушает мой голос. Быстрая езда по льду – это, по сути, аквапланирование. Набирая нужную скорость, водитель снегохода может перескакивать большие трещины и скользить по открывшейся воде. Риск не влезает ни в какие разумные рамки, поэтому в трех штатах такая забава запрещена.

Кертис ускоряется, ведя машину строго прямо. Любое отклонение от курса или малейшее снижение скорости – и мы утонем в полынье. Уткнувшись головой ему в спину, я зажмуриваюсь и сосредоточиваюсь на дыхании. Думаю о Кристен и Энни, о Кейт и маме. Именно сейчас, когда кругом темнота, лед и смерть, я понимаю, что хочу жить.

Кертис останавливает снегоход у Британского причала. Я, одеревеневшая от напряжения, отпускаю его талию. Он выключает двигатель и снимает шлем:

– Доехали с ветерком!

– Это было безумие! Почему ты не сказал, что лед тает?!

Я тоже пытаюсь расстегнуть пряжку у себя под подбородком, но руки трясутся. Кертис, смеясь, наклоняется, чтобы помочь мне, а потом закидывает мою сумку на плечо и с легкостью подростка взбегает на крутой берег.

– Давай руку, – говорит он, стоя на другом конце поваленного ствола.

С его помощью я поднимаюсь по бревну и с дрожью в коленях ступаю на землю острова Макино. Вдыхаю морозную свежесть, чтобы успокоиться.

– Я совсем забыла, как здесь пахнет: не то алмазами, не то воздухом, не то водой – трудно описать.

– Я называю это запахом тишины. К дому твоей сестры поедем на лошади.

Мы шагаем по гравию, пока не выходим на тенистую асфальтобетонную дорогу.

– Не верится, что вы тут до сих пор передвигаетесь таким способом.

Кертис улыбается, помогая мне забраться в двуколку:

– Это лучше, чем выплачивать кредит за машину. – Он щелкает поводьями, и лошадь ритмично трусит по дороге. – Скучала, наверное?

– Ты даже себе не представляешь как.

Ни с того ни с сего мне слышится голос отца: «Бога ради, слезай с креста! Кому-то нужна древесина!» Эти слова из фильма «Приключения Присциллы, королевы пустыни» были его неудачной попыткой снабдить меня новым афоризмом после маминой смерти. Мы сидели перед телевизором в темной гостиной, когда он изрек, указав на меня пальцем: «Вот, Эрика! Как раз про тебя! Ты всегда мнишь себя страдалицей!»

Но черт побери! Я действительно страдала! Я потеряла мать и имела полное право на скорбь. Разве это не свинство – пытаться внушить мне чувство вины?!

Вдруг я ощущаю прикосновение чьей-то руки к моей и замечаю, что Кертис на меня смотрит.

– Все в порядке?

– Да, – отвечаю я, протяжно выдыхая, и высвобождаю руку. – Просто демоны этого острова явились меня встретить. Почему-то здесь я всегда чувствую себя десятилетней девочкой – слабой, беззащитной и злой на весь мир.

– Макино может быть раем, а может быть и чистилищем. Все зависит от времени года, положения солнца, приливов и отливов. Поверь. Никто не знает этого лучше меня, – говорит Кертис и снова переключает внимание на дорогу.

Я удивлена. До сих пор считала, что уровень его интеллекта можно измерить стопкой для крепких напитков, но он, пожалуй, тянет на птичью ванночку.

– Вот почему «Мустанг» пользуется такой популярностью, – дальше Кертис рассказывает мне о старом баре, где зависают местные.

Официантки там носят топики с глубоким вырезом и мини-юбки. Я закатываю глаза. Нет, все-таки стопка. Определенно.

Мы двигаемся на юг. Вдоль узкой дороги тянется темный лес. Где же Кристен? Прячется на вилле Девонов? Или они с Энни уже встретились? Как Энни отреагирует, когда увидит меня? Может, наконец поймет, как я ее люблю? Что она чувствует? Почему не отвечает на мои сообщения?

Вот мы уже на окраине маленького курортного городка, освещенного фонарями. Если бы я приехала сюда в первый раз, я бы назвала эту картину живописной и старомодно причудливой, почти идиллической. Слева, на утесе, виднеются силуэты старинных особняков; они высокомерно глядят на остальные городские постройки, как будто говоря: «Мы вам не чета». По обеим сторонам улицы тянутся кондитерские, фирмы, выдающие напрокат велосипеды, хорошие рестораны, нарядные отели. Но почти все это, за редким исключением, закрыто до начала сезона. Мы проходим мимо «Мустанга». Изнутри доносится музыка.

– Даг Киз до сих пор играет здесь по субботам и воскресеньям. Повезло нам, что он не уехал с острова. Несколько лет назад одна студия предложила ему сотрудничество, но он отказался.