— Кто? Да никто, Жюстина, никто и никогда: нетсовершенно никакой необходимости мстить за несчастных. Они на это надеются,потому что желают этого; они тешат себя этим возмездием, так как хотят его. Этавеличественная мысль утешает их, но от этого она не менее нелепа. Более того:необходимо, чтобы несчастные страдали, их унижения, их беды составляют законыприроды, а их существование полезно для общего замысла, равно как исуществование людей процветающих, которые их угнетают. В этом состоит истина,которая убивает угрызения совести в душе злодея и преступника. Так пусть же онине жалуются, пусть слепо принимают все злоключения, которые являются частьюполитики природы: это единственный способ, каким наша общая праматерь делаетнас исполнителями своих законов. Когда ее тайные движения располагают нас кзлодейству, это значит, что она нуждается в нем, значит, сумма преступлениянедостаточна, чтобы установить всеобщее равновесие, к которому она постоянностремится, значит, она требует новых для достижения своей цели. И не должен нисмущаться, ни бояться тот, чья Душа тянется к пороку, пусть он творит зло, кактолько почувствует такое желание: только уклоняясь от этого, он оскорбляетприроду. Но раз уж вы, Жюстина, опять заговорили о божественных призраках и окульте, который они, как вы считаете, породили, знайте же, невинная душа, чтоэта религия, которую вы столь безумно защищаете, есть не что иное, какотношение человека к Божеству, дань, уплачиваемая творением своемупредполагаемому творцу, и она рушится, как только существование этого творцаоказывается химерой. Так послушайте в последний раз то, что я скажу вам поэтому поводу.

Первобытные люди, испуганные явлениями, которые на нихобрушивались постоянно, неизбежно стали верить, будто их посылает какое-товысшее и неизвестное им существо: слабости всегда свойственно страшиться силыили предполагать ее наличие. Разум человека, будучи слишком неопытным, чтобыувидеть в природе законы движения, единственные пружины механизма, которыйприводил его в изумление и трепет, предпочел выдумать двигатель для этойприроды вместо того, чтобы увидеть в ней самой движущую силу; не дав себе трудапоразмыслить над этим всемогущим существом, сопоставить достоинства, которымиего наделяют, с его недостатками, которые ежедневно являет нам жизнь, повторяю,не дав себе труда изучить природу и найти в ней самой причину всегопроисходящего, человек становится глух и слеп до такой степени, что признаеткакое-то высшее существо и возводит ему храмы. Каждый народ создал себе Божествосообразно своим храмам, уровню знаний и климату. Вскоре на земле появилосьстолько религий, сколько было народов, и столько богов, сколько имелось родов.Однако во всех этих отталкивающих идолах легко распознать абсурдный призрак,первый плод человеческого ослепления; они были обряжены в разные костюмы, но заними скрывался один и тот же клоун, их обхаживали, разными фокусами икривляниями, но в сущности это был один и тот же культ. Так о чем говорит такоеединодушие, как не об одинаковой глупости всех людей и не об универсальности ихслабости? Неужели по этой причине я должен брать с них пример! Если болеезрелый и более здравый ум заставляет меня осознать секреты природы и проникнутьв них, наконец, если он убеждает меня в том, как я уже объяснял вам, чтопоскольку движение изначально присуще ей, необходимость в двигателе отпадает,почему я должен согнуться перед постыдным игом этой отвратительной химеры иотказаться, чтобы угодить ей, от самых сладостных наслаждений в жизни? Нет,Жюстина, я был бы полным идиотом, если бы поступил таким образом; я был бынедостоин разума, подаренного мне природой для того, чтобы избегать ловушек, вкоторые каждый день увлекает меня глупость или коварство людей. Забудь своегофантастического Бога, дитя мое, потому что он никогда не существовал. Природаотличается самодостаточностью, и никакой двигатель ей не нужен; этот двигатель,если рассуждать здраво, представляет собой распад ее сил или то, что философыназывают логической ошибкой. Всякий Бог предполагает сотворение, то естьмомент, до которого ничего на свете не было или все было хаосом. Если одно илидругое из этих состояний было злом, почему ваш глупый Бог позволил емусуществовать? А если оно было добром, почему он его устранил? Но если теперьвсе хорошо, Богу нечего больше делать; другими словами, если он не нужен, можетли он быть всемогущим? А если он не всемогущ, может ли он быть Богом? Имеет липраво на наше поклонение? Если природа движется вечно и сама по себе, для чегонужен двигатель? Если же двигатель действует на материю, толкая ее, он не можетбыть ничем иным, кроме как материальной субстанцией, Вы представляете себевоздействие духа на материю, или эту материю, движимую духом, который сам посебе не обладает движением? Вот вы говорите, что ваш Бог добр, однако же, повашим словам, несмотря на связь с людьми, несмотря на кровь его родного сына,явившегося, чтобы быть казненным в Иудее с единственной целью скрепить этусвязь, несмотря на все это, две трети рода человеческого обречены на вечныемуки в огне, потому что не получили от него благословения, о котором людимолятся каждый день. И вы утверждаете, что он справедлив, ваш Бог! Справедливоли приобщить к своему культу тридцатую часть человечества и обречь всехостальных на невежество и страдание? Что сказали бы вы о человеке, которыйпоступает так же, как ваш справедливый Бог? Он всемогущ, твердите вы, но втаком случае получается, что ему нравится зло, которого на земле много больше,чем добра, и все-таки он позволяет ему существовать. Здесь нет середины: либоэто зло ему по душе, либо у него нет власти противостоять ему, но в обоихслучаях нельзя меня осуждать за то, что я выбрал зло, ибо если уж он сам неможет с ним справиться, мне это вовсе не по силам; если оно ему по душе, я немогу уничтожить его в себе. Он незыблем, говорите вы, и однако я наблюдаю, какон то и дело меняет свой народ, свои законы, свою волю и свои чувства. Междупрочим, незыблемость предполагает бесстрастность, то есть бесстрастное существоне может быть мстительным, а между тем вы говорите, что ваш Бог жестоко мститгрешникам. Впору содрогнуться от почтительного ужаса при виде массы странностейи противоречий, которыми вы наделяете этого призрака, которыми вынужденынаделить его верующие, чтобы сделать доступным, не думая о том, что чем большеони его усложняют, тем непонятнее он становится, чем больше они егооправдывают, тем сильнее унижают. Посмотрите сами, Жюстина, посмотрите, какуничтожают и поглощают друг друга все его атрибуты, и тогда вы поймете, что этомерзкое существо, порожденное страхом одних, ложью других и всеобщимневежеством, есть не что иное, как потрясающая пошлость, которая не стоит нинашей веры, ни нашего уважения; это печальная нелепость, которая отвращаетразум, возмущает сердце, и которая вышла из потемок только для того, чтобымучить и унижать людей. Презирайте эту химеру — она отвратительна; она можетсуществовать только в крохотном мозгу идиотов или фанатиков, и в то же времянет в мире химер опаснее, чем она, нет ничего страшнее и ужаснее для человечества.

Пусть вас не беспокоит, что будет с вами в другом мире,Жюстина, ибо тот мир — плод лжи и обмана, и пусть он не станет оковами на вашихногах. Когда мы умираем, то есть, когда составляющие нас элементывоссоединяются с элементами общей массы, и крохотный кусочек грубой ипрезренной материи исчезает навсегда независимо от нашего образа жизни, накраткий момент мы попадаем в лоно природы, чтобы выйти оттуда в других формах,и при этом нет никаких преимуществ для того, кто всю свою жизнь исступленнопроповедовал добродетель, ни для того, кто погряз в самых ужасныхпреступлениях, потому что природа не делает различия между ними, потому что вселюди, вышедшие из ее чрева и действующие в продолжение жизненного существованияпо законам своей общей праматери, заслуживают одинаковой участи.