— О сударь, — ответила Жюстина, сбитая с толкуэтими рассуждениями, — неужели вы думаете, что если вчера один человек,пользуясь своей силой, изнасиловал и убил несчастного ребенка, а другой в этовремя утешал несчастного, то второй не заслужит вечного спасения на небесах, ана первого не обрушится весь небесный гнев?

— Конечно нет, Жюстина, ничего подобного не произойдет.Во-первых, потому что не существует ни будущих наказаний, ни будущих наград;во-вторых, потому что добродетельный человек, которого вы противопоставилизлодею, поступает под действием тех же самых импульсов природы и,следовательно, не является в ее глазах ни грешником, ни святым. Просто нашеповедение определяется разными обстоятельствами; разные органы, разныесочетания этих органов привели меня к пороку, а его к добродетели, но оба мыдействовали так, как угодно было природе: он творил добрые дела, так как этовходило в ее планы, я совершал преступления, потому что необходимо былоподдержать равновесие; не будь этого идеального равновесия, и окажись одна чашавесов тяжелее другой, прервался бы ход планет, и остановилось бы движение вовселенной, которая является материальной и механической, поэтому о ней можносудить только по данным механики, всегда достаточным для того, чтобы познатьвсе ее секреты.

— Ах сударь, — вздохнула Жюстина, — вашимысли ужасны!

— Да, для тех, кто боится сделаться их жертвой, но недля меня, который всегда будет жрецом.

— А если фортуна отвернется от вас?

— Тогда я смирюсь, но взглядов своих не изменю, и меняутешит философия, так как она обещает мне вечное небытие, которое я предпочитаювыбору между страданиями и наградами, предлагаемыми вашей религией. Первые мнявозмущают и внушают ужас, вторые меня не касаются. Не существует никакойразумной пропорции между этими наградами и страданиями, поэтому они нелепы и втаком качестве не могут быть творением Бога. Может быть, вслед за некоторымиучеными мужами, которые не могут связать физические страдания в аду сблагодеяниями своего Бога, вы мне скажете, что моей единственной мукой будетлишение возможности созерцать его? Ну так что из того? Неужели я будучувствовать себя наказанным тем, что не смогу видеть предмет, о котором не имеюни малейшего представления? Здесь можно возразить, что он на краткий мигпредстанет моему взору, чтобы я в полной мере осознал весь масштаб своейпотери. В таком случае она будет невелика, потому что вряд ли я стану сожалетьоб утрате существа, который хладнокровно осуждает меня на бесконечные муки запроступки преходящего характера: только одна эта несправедливость вызовет уменя такую ненависть к нему, что о сожалении не может быть и речи.

— Теперь я вижу, что исправить вас невозможно, —сказала Жюстина.

— Ты права, мой ангел, и даже не пытайся делать этого,лучше позволь мне заняться твоим обращением и поверь, что у тебя в сто разбольше причин последовать моему примеру, чем у меня обратиться в твою веру…

— Надо отжарить ее, братец, — заявилаДюбуа, — и отжарить как следует, другого способа наставить ее на путь истинныйя не вижу: любая женщина быстренько воспринимает принципы того, кто ее сношает.Хорошее совокупление только сильнее разжигает факел философии. Все моральные ирелигиозные принципы мгновенно рушатся перед натиском страстей, поэтому дай имволю, если хочешь перевоспитать девчонку.

Железное Сердце уже заключил ее в свои объятия и собирался,не мешкая, претворить советы Дюбуа, как вдруг все услышали стук копыт.

— К оружию! — призвал атаман, торопливо пряча впанталоны огромный член, который во второй раз угрожал ягодицам несчастнойЖюстины. — К оружию, друзья! Оставим удовольствие на потом.

Шайка растворилась в лесу и через некоторое время вернулась,ведя за руки перепуганного путника.

На вопрос о том, что он делал один на такой пустынной дорогев столь ранний час, о его возрасте и профессии, тот ответил, что его зовутСен-Флоран, что он — один из самых богатых негоциантов Лиона, что ему тридцатьпять лет, и он возвращается из Фландрии, куда ездил по своим коммерческимделам, что при нем мало денег, но много документов; он добавил, что отпустилнакануне слугу и решил выехать пораньше, пока еще не жарко, с намерениемприехать в то же день в Париж, где он должен заключить важную сделку, а черезнесколько дней хотел уехать домой; кроме того, объяснил путник, он мог бызаблудиться, заснув в седле, если бы поехал по глухой тропинке, после чего онпопросил пощады, предложив разбойникам все, что у него есть.

Проверили его бумажник, пересчитали деньги: добыча оказаласьзавидной. Сен-Флоран имел при себе четыреста тысяч франков в виде бумаг,подлежащих оплате в столице, несколько ценных безделушек и около ста луидоровналичными.

— Послушай, дружище, — обратился к нему ЖелезноеСердце, тыча ему под нос ствол пистолета, — ты понимаешь, что при твоихбогатствах мы не можем оставить тебя в живых, иначе ты нас сразу выдашь.

— О сударь, — вскричала Жюстина, бросаясь в ногиразбойнику, — я умоляю вас в момент вступления в вашу шайку избавить меняот ужасного зрелища смерти этого несчастного; сохраните ему жизнь, не отказывайтемне в первой милости, о которой я прошу.

И она тут же прибегла к довольно странной хитрости, чтобыоправдать свой интерес к незнакомцу:

— Имя, которым назвался этот человек, говорит мне отом, что мы близкие родственники. Не удивляйтесь, — продолжала она,повернувшись к пленнику, — что встретили родственницу в такой необычнойситуации, сейчас я все вам объясню. По этой причине, — с жаром говорилаона, снова глядя умоляющими глазами на Железное Сердце, — по этой причине,сударь, подарите мне жизнь этого несчастного, и я отвечу на это глубочайшейпреданностью вашим интересам.

— Вы знаете, с каким условием я могу оказать ваммилость, о которой вы меня просите, Жюстина, — ответил ЖелезноеСердце, — и прекрасно понимаете, что я хочу от вас.

— Хорошо, сударь, я согласна на все, — выкрикнулаона, бросаясь между несчастным и главарем разбойников, который уже готовилсяубить свою жертву. — Да, да, я согласна на все, только пощадите его,умоляю вас.

— Тогда пошли, — заявил Железное Сердце, глядя .наЖюстину, — я хочу, чтобы ты сдержала свое слово немедленно.

С этими словами он увел ее вместе с пленником в соседнийкустарник, где привязал Сен-Флорана к дереву и, заставив Жюстину опуститься начетвереньки под этим же деревом, задрал ей юбки и приготовился совершить своепреступление, по-прежнему держа на мушке пистолета грудь бедногопутешественника, чья жизнь зависела от послушания Жюстины, которая, крайнесмущенная и дрожащая, обнимая колени привязанного пленника, готовилась к самомухудшему, что могло прийти в голову палачу. Но еще раз Господь охранил Жюстинуот несчастий, предназначенных ей, и природа, повинуясь этому Богу, кем бы он нибыл, настолько жестоко обманула в тот момент желания разбойника, что егоразъяренный инструмент обмяк перед входом в храм, и все его отчаянные усилия несмогли придать ему твердость, необходимую для осуществления задуманногозлодеяния.