У Артура странно екнуло сердце... застучало в ускоренном ритме... Вот ведь дурак, отругал он себя, отчего-то разволновавшись. Подумаешь, бедный ребенок напомнил ему чем-то Кэтрин... может быть, профилем с прямым маленьким носом... может быть...

– Сэр, он живой, тащить, что ли, в шлюпку?

– Тащите.

Матросы подхватили парнишку под руки и втянули через борт в шлюпку. Спасенный снова зашамкал губами...

– Пить хочет, – предположил кто-то.

– Дайте мне фляжку. – Артур не знал, зачем это сделал, но напоить парнишку захотелось вдруг самому.

Ему подали фляжку, и он, отведя от лица его мокрые волосы, замер вдруг… Уж больно разительным было сходство.

Неужели он так глубоко ушел в свои мысли, размышляя о прошлом, что ему мерещится вдруг...

Мерещится, что...

Парнишка сделал жадный глоток и распахнул вдруг глаза.

Артур с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть, словно трепетная девица, и не уронить голову этой самой девицы на деревянные доски настила.

В этот момент он решил, что просто-напросто сходит с ума...

Артур, метавшийся по шкафуту, завидев доктора Фергюссона, кинулся ему чуть ли не под ноги.

– Как... он? – кинул отрывисто, слишком волнуясь, как для простого участия к незнакомому человеку.

– Вы хотели сказать: «Как она?» – поправил его доктор Фергюссон совсем тихо. – В добром здравии, учитывая обстоятельства. Обезвоживание быстро пройдет... – И с интересом, который не смог скрыть: – Вы знаете эту юную мисс?

Артур кивнул после секундной заминки.

– Мы вместе росли...

– Даже так. – Доктор вскинул обе брови. – Что ж, в таком случае ей вдвойне повезло! – И сказал: – Позаботьтесь о ней, как сумеете. Благо, до Кардиффа осталось недолго! Кстати, да, расскажите мне после, что с ней случилось... Со мной эта дикая кошка беседовать не захотела, возможно, вам она доверится больше.

Артур сглотнул: он понятия не имел, как с ней говорить. Как не схватить, отчитывая и целуя одновременно... Как вообще оставаться спокойным, когда внутри клокотало, как в жерле вулкана.

Кэт была в море...

Переодетой в мальчишку.

И одному богу известно, что случилось с ней до того.

А узнать он страшился... Страшился настолько, что темнело перед глазами. Он слишком долго ходил на кораблях, слишком хорошо изучил жизнь на море...

Он постучал в дверь отведенной Кэтрин каюты, крохотного закутка, предназначенного для пассажиров небольшого достатка. Ответить никто не спешил, и Артур, толкнув дверь, произнес:

– Кэтрин, это я, Артур. И я вхожу!

Она сидела на тонком матраце, поджав к груди ноги и глядела на него исподлобья. Правда, расслабилась, увидев, что это действительно он...

– Не думал, что мы вот так встретимся... – начал он, но запнулся.

Слова выходили банальными и сухими, и даже чуть-чуть осуждающими – он этого не хотел.

Он хотел совершенно другого...

– Кэт... – Она дернулась. – Кэт, что случилось? Расскажи мне, я помогу. – Он присел рядом с ней и протянул руку, боясь отчего-то к ней прикоснуться.

Она первой подалась к нему и уткнулась носом в ключицу.

– Артур, ты не поверишь, но я думала, что умру.

– Мне бы этого не хотелось, – глухо произнес он, не в силах справиться с чувствами. Те же, что и четыре года назад, теперь они стали много понятнее, четче... И, черт возьми, заявляли о себе с удвоенной силой!

– И все-таки я так думала...

– Как ты оказалась в воде... в этой одежде? – Он глянул на ее длинные ноги в мужских бриджах, на рубашку с оторванной пуговицей у горловины, на чуть просохшие волосы – на когда-то целованные им губы. – Ты сбежала, Кэт?

– Кэт... Так зовешь меня только ты, – улыбнулась она. – И нет, я не сбегала. Меня похитили в Ламберхёрсте, и я три дня проработала сначала помощником кока, после – юнгой. Все это пока они не узнали, кто я на самом деле...

– Они тебя... тронули?

– Оплеухи считаются? Или тычки? Или, может, нападение капитана, когда он схватил меня за... – девушка покраснела, припомнив этот момент, и гордо вскинула подбородок. Но Артур под порывом накрывшего его облегчения стиснул ее и прижал к себе крепче.

– Боже мой, Кэтрин, я в ужасе от того, что с тобою случилось! Куда шел корабль, на который тебя увели?

– В Каролину.

Он рвано выдохнул.

– А потом ты бросилась в море, чтобы...

– … не дать капитану прикоснуться к себе. Он понял, что я девчонка!

Артур вскочил и заходил по каюте: два шага вперед, два назад. И так много раз кряду! Ему захотелось влепить кулаком прямо в стену, прогнать те картины, что теснились в его голове.

– Твои родители знают, где ты? – И сам же ответил: – Какой я дурак, конечно же, нет. Как ты вообще оказалось в этой одежде, да еще в Ламберхёрсте?

– Я все расскажу, только хватит ходить. У меня от тебя голова кругом идет! – с укором выдала девушка.

И молодой человек возмутился:

– Это моя голова идет кругом. Кэтрин, если узнают, где ты провела это время...

– Я знаю, будет скандал, – спокойно отозвалась его собеседница. – Меня заклеймят страшным словом, которое леди нельзя говорить, и замуж точно никто не возьмет. – Говоря это все, она улыбалась. – И знаешь, я этому отчасти рада, – объяснила она эту улыбку, – я все равно не собираюсь становиться женой. Ничьей в целом мире!

Артур изобразил недовольство, сжал губы, и девушка, расценив это укором, дернула головой.

– Мама всегда говорит, такую, как я, непросто сносить, так зачем мучить несчастного джентльмена?!

– Почему сразу несчастного? – спросил Артур, изогнув черную бровь.

– Да потому что составить кому-нибудь счастье я вряд ли способна... А потому не волнуйся о моей репутации! Я как-нибудь справлюсь.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, вовсе не укоризненным, как думалось Кэтрин, и думал, что, может, это и к лучшему, что он вовсе не джентльмен и не связан семейными обязательствами: если общество отвернется от Кэтрин... он станет всем ее миром. По крайней мере, он попытается... Помечтает хотя бы.

И тут же повел головой, прогоняя туман непрошенных мыслей. Такому ведь все равно не бывать... Хотя, стоит признаться себе, в этот раз он возвращался на берег в твердом намерении переговорить со своими родителями и... Аддингтонами.

– Расскажи все с самого начала, – попросил он, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей и сконцентрировался на рассказчице, позволяя себе не таясь глядеть на нее.