Была полночь. Всего лишь полночь. Раньше он в это времясуток даже не собирался ложиться, но теперь отправлялся в постель не позднеедесяти, поскольку просто не оставалось сил, чтобы продолжать бодрствовать.

Он отлично помнил, как принял перед сном свое лекарство, дветаблетки. Дозы должно было хватить до шести утра. Но живот разрывался болью,причем она была какой-то новой породы. Боль-мутант, мощное ледяное существо,покрытое влажной крупной чешуей, вроде бы металлической, но живой, способнойшевелиться, поскольку каждая пластина причиняла отдельное страдание. Тысячипластин, тысячи оттенков страдания.

Владимир Марленович попытался встать, но чешуйчатая гадинане дала. Стоило совсем немного приподняться на подушке, и боль пронзила с такойсилой, что он закричал. Гадина внутри него откликнулась, задрала вверх то, чтодолжно быть у нее мордой, и издала причудливый долгий звук, похожийодновременно и на вой ночного ветра, и на рев реактивного двигателя. Краешкомуплывающего сознания генерал понял, что гадина внутри него воет, обращаясь вомрак, из коего явилась и куда уйдет уже вместе с ним, с генералом.

Владимир Марленович закричал еще раз и вой повторился. Онбыл не менее тосклив и безнадежен, чем его крик.

"Если я умираю, то скорей, пожалуйста, скорей, не могутерпеть", - то ли прошептал, то ли подумал генерал и услышал тяжелые шагипо лестнице.

Они с Натальей Марковной давно уже не спали вместе. Их общаяспальня находилась внизу, генеральша спала там, а эта, верхняя, с полукруглымокном, считалась гостевой. Сначала генерал уходил сюда просто почитать, потомпереселился совсем и даже дверь запирал на ночь, так ему было спокойнее.

Тихий стук и голос жены донеслись, до него издалека, он неразобрал, что она там, за дверью, говорила, но ему стало немного легче. Он неодин, не наедине с таинственной беспощадной тварью внутри него. Сейчас войдетНаташа, он попросит лекарство, сжует сразу четыре таблетки, и гадина уснет начас, на десять минут, не важно. Лишь бы хоть немного отдохнуть от боли.

Но Наташа все не входила. Стук повторился, уже громче, игенерал услышал, как она кричит звонко и тревожно:

- Володя, открой!

Он вспомнил, что дверь заперта. Встать и открыть было так женевозможно, Как дойти до ванной и достать с полки банку с лекарством.

- Володя, ты слышишь меня? Ответь, пожалуйста!

Ее голос дрожал. Она плакала. Он не выносил ее слез. Именнопоэтому он пока не сказал ей, чем болен на самом деле. Он знал, что оназаплачет, тихо, горько, а потом, успокоившись, будет говорить и думать толькооб этом и жизнь его кончится значительно раньше, чем он умрет.

Каждый взгляд, каждый вздох она посвятит его страшнойнеизлечимой болезни. Она самоотверженно и честно взвалит на себя заботу о нем,немощном. И тогда у него не останется сил бороться. Болеют слабые. Сильныйчеловек гонит из себя болезнь, сильный может выгнать даже рак. Нельзя жалетьсебя и принимать чужую жалость. На жалости, как на жирном черноземе, болезньрастет до невероятных размеров, становится больше самого человека и сжираетего. Так говорил командир учебного десантного подразделения больше сорока летназад. Курсант Володя Герасимов учился прыгать с парашютом и проходить многиекилометры по тайге, по болотам, по пустыне, побеждать холод, зной, жажду,голод, сон, страх, боль, жалость.

"Когда тебя бьют или пытают, если ты не можешьсопротивляться, прими боль с радостью. Ты должен получать от нее удовольствие,ты должен страстно желать, чтобы стало еще больней, чтобы боль разгоралась всеярче, как будто ты замерз, а она - костер, который тебя греет. Только тогда тывыдержишь и не сломаешься".

Так учили на одном из спецкурсов в Высшей школе КГБ. СлушательГерасимов учился допрашивать и не отвечать на вопросы. Причинять боль и терпетьболь. Эта часть оставалась теорией. Слушателям объясняли, какие точки на телечеловека наиболее болезненны, и показывали эти точки на гипсовых макетах. Училибить больно, но без следов и чтобы допрашиваемый не отключался от болевого шокаибо тогда будет потеряно время.

Преподаватель, подполковник пятидесяти двух лет, маленькийсерый человек с ленинской лысиной и ласковой кличкой Чижик, еще совсем недавно,при Берии, работал следователем и умел выбивать любые показания. Многим егоколлег к концу пятидесятых отправили на пенсию, но Чижик остался в органах,правда, перешел на преподавательскую работу. Неизвестно, довелось ли емуиспытать настоящую боль на собственной шкуре, но в том, что он был большимспециалистом по человеческим страданиям, никто не сомневался.

Владимира Марленовича никогда не пытали, но однажды в юностиочень сильно били.

В знаменитой школе 101, филиале Высшей школы КГБ, учебнаягруппа отрабатывала приемы наружного наблюдения. Разбивались на две подгруппы.Одни следили, стараясь оставаться незаметными, другие пытались оторваться. Втот злосчастный день Володя Герасимов уходил от "хвостов". Ему надобыло оторваться, незаметно подобраться к своему тайнику и достать оттудаконтейнер с секретом. Он плутал по Москве весь день, менял маршруты, выпрыгивализ закрывающихся дверей троллейбусов и вагонов метро, нырял в проходные дворы.Оторваться удалось только к полуночи.

Был январь, в Москве стояли лютые морозы. Тайник он устроилзаранее и место выбрал отличное. На Нижней Масловке, неподалеку от стадиона"Динамо", вилась цепь проходных дворов, жилые дома перемежались снежилыми, деревянными, назначенными на снос. Некоторые подъезды оставалисьоткрытыми и внутри было настоящее шпионское раздолье. Разломанные лестницы,разрушенные стены квартир, клочья обоев, обломки мебели, рваные вонючиематрацы, дыры, отверстия, щели. Тайников такое множество, что только выбирай,прячь и не забудь, куда спрятал. Даже если залезет кто-то другой - алкаши,бродяги, дети, собаки, кошки, то почти невероятно, чтобы наткнулись на твойтайник. А если вдруг тебя выследит своя наружка, то ты успеешь расстегнутьштаны. Спокойно, ребята. Я зашел отлить.

Володя дважды прошмыгнул мимо заветного трехэтажного дома,проверил, убедился, что вокруг ни души и нырнул в подъезд. Несмотря, на морозвоняло там нестерпимо. Он чиркнул спичкой, осветил на несколько секунд косуюдеревянную лестницу, покрытую желтой вонючей наледью. Он заранее, при дневномсвете, изучил здесь каждый квадратный сантиметр пространства, чтобы потом,когда придет за контейнером ночью, не ошибиться.

Тайник он устроил в квартире на втором этаже. Там от стеныотстал большой плотный лоскут обоев, и за ним была удобная ниша, прикрытаякуском штукатурки. Не спеша миновал два лестничных пролета, зашел в нужнуюкомнату, еще раз чиркнул спичкой, осветил тайник, достал контейнер. Это былакоробка от папирос "Герцеговина-флор". Внутри для полнойдостоверности лежал рулончик микропленки. Володя сунул коробку в карман и вдруготчетливо услышал шаги и голоса.