Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это как будто пытаться разглядеть кровяные тельца в микроскоп с максимальным увеличением. Если ты не знаешь, что именно должен увидеть, то увидишь только хаос. Но можно подрегулировать микроскоп, немного поднять окуляр и взглянуть на ту же каплю крови с чуть большего расстояния. Теперь можно разглядеть множество клеток и сказать: «Да, я вижу — это кровяные тельца». Но вот ты решил взглянуть с еще большим удалением: «Одни клетки все время охотятся за другими. Между ними бушует война!» А еще микробы, вирусы, бактерии — множество организмов, которые борются за выживание. И что в этом плохого? Я имею в виду, у микробов тоже есть право на жизнь, не так ли? Но, когда наблюдаешь за ними с еще более дальнего расстояния, ты видишь, что все эти клетки и организмы образуют твое тело и оно — едино. Ты понимаешь, что этим битвам лучше продолжаться, без этого тело, возможно, не сможет существовать. Ты отодвигаешь фокус еще дальше и видишь, как одно тело борется с другим. Еще более далекая перспектива — через призму истории, например, — показывает: «О, да это же совокупность отношений». И если отойти совсем далеко: «Это все одно целое».
Можно пойти другим путем: изучать жизнь со все большим приближением, выявляя самые мелкие и дробные компоненты. Ты будешь отделять их друг от друга, пытаясь выяснить, кто прав, а кто виноват, расщепляя жизнь на максимально мелкие частицы, и знаешь, что ты увидишь в конце? Пустоту.
Так что в зависимости от того, как далеко или как близко ты смотришь, изменяется перспектива.
Берни: Можно сказать, что у Будды была линза с наибольшим удалением. Он говорил, что все в мире является частью одного целого и свято таким, каково есть. Можно на это взглянуть по-другому: увидеть единство хотя бы на уровне своего тела. Вот, например, с точки зрения Будды, ты — Джефф. Его не очень интересуют части, из которых ты состоишь, такие как ноги и руки, вены и артерии. С точки зрения Будды, все это образует единое целое: Джеффа. Но, если посмотреть на Джеффа с приближением, можно увидеть огромное число кровяных телец, которые уничтожают другие кровяные тельца, синапсы, мембраны, кости, все это может выглядеть довольно хаотично и даже жестоко. Желания, привязанности, нервные импульсы, которые поступают в мозг и отправляются обратно, чтобы дать команду к действию любой части тела. В нас столько всего происходит! А через линзу с удалением все это — единое целое, и оно зовется Джефф.
Подобным образом, если смотреть на жизнь через призму газет, ты увидишь все то же: соперничество, суету, конфликты. Ты увидишь, что страна под названием Северная Корея воюет со страной под названием Южная Корея; увидишь наводнение в Пакистане, таяние арктических льдов, споры политиков. Но, если ты посмотришь на это с дистанции, все — едино. Это мы и называем просветлением. Правда, нельзя просто смотреть на единство, нужно испытать его по-настоящему. Грокнуть, а не просто читать или думать о нем. И тогда жизнь, которую ты ведешь, получив этот опыт, можно назвать просветленной или пробужденной.
Тело Джеффа — единое целое, независимо от того, сознают ли это клетки и другие части, из которых оно состоит. Так же и мы все — части единого целого и зависим друг от друга, осознаем мы это или нет. Но это прекрасное переживание, благодаря которому можно объединить наши действия и направить на то, что реально. А реально то, что мы все — единое целое. Когда нам удается это увидеть, мы начинаем относиться ко всему и ко всем как к части целого. Но, чтобы этого достичь, нужна практика.
Для бодхисаттвы не существует отдельной личности, все — едино. Но для того, чтобы исполнить свою клятву и освободить все живые существа, он работает с каждой частью целого в отдельности. Он видит Джеффа как что-то отдельное от Берни, Сью или Ив и будет работать с ним как с отдельной единицей. То есть он намеренно работает в мире заблуждений, но делает это скорее для того, чтобы исполнить свою клятву, а не затем, чтобы угодить своему эго.
Джефф: Но мы все равно мечтаем о мире во всем мире. Разве это не естественно?
Берни: Для меня это утопия, а я не верю в утопии.
Джефф: Но ты веришь в мир?
Берни: Я верю в работу на дело мира. Я верю в попытки уменьшить страдание. Одна из разновидностей страдания приходит от людей, которые ведут войны и пытаются убить друг друга, и в этой сфере я тоже работал. Но я не верю, что смогу когда-нибудь достичь мира, если под этим подразумевается, что больше никто не будет воевать или убивать.
Снова возьмем для примера мое тело. Я чувствую, как оно пребывает в мире. Но хочу ли я, чтобы белые кровяные тельца перестали атаковать раковые клетки внутри него? Нет, сэр. Для меня находиться в мире означает, что внутри меня все взаимосвязано. Это не значит, что раковые клетки однажды не восстанут и не захватят все мое тело. Таково течение жизни, и оно не остановится, независимо от того, обнаружат лекарство от рака или нет. Если бы я мог взглянуть на то, как идут дела во Вселенной, я бы увидел, что многие ее элементы не находятся в мире друг с другом. Волки нападают на овец, сорняки не дают вырасти цветам — это жизнь. Я работал столько лет, чтобы уменьшить страдания, но я не пытаюсь исправить волков или изменить природу сорняков.
Джефф: Название твоей организации — «Дзен-миротворцы», верно? Итак, что именно ты имеешь в виду под «миротворчеством»?
Берни: Я буддист, но, как ты знаешь, я также еврей. На иврите «мир» будет шалом. Многие люди знают это слово, но они могут не знать, что корень слова шалом — шалем, «целый». Творить шалем, или творить мир — это и есть делать что-то целым. Согласно еврейской мистической традиции, во времена Творения Божий свет наполнил чашу, но свет был настолько сильным, что чаша разбилась, а осколки разлетелись по всей Вселенной. И роль праведного человека, или мэнша, — это собирать осколки вместе и соединять их, чтобы восстановить чашу. Вот что я имею в виду под