— Что ты за кавалер? Довел девушку до слез! — возмутилась мать. — И когда ты за ум возьмешься?

Направляясь на второй этаж, в жилые комнаты, Влас сердито обронил:

— Оставьте меня, мама!

— Ну уж нет, друг ты мой сердечный! — вскинулась родительница, устремляясь следом за сыном и хватая за полу пальто. — Гонор свой умерь и выслушай, что мать говорит!

— Мама, я очень устал!

Воскобойников рассчитывал разжалобить родительницу, но по лицу ее понял, что воспитательная беседа только начинается и грозит перерасти в грандиозный скандал.

Свободной от кофра рукой Влас обнял разгневанную мать, нежно поцеловал в завитую макушку и, отодвинув с дороги, устремился к выходу из лавки.

— Куда? — возмутилась Ядвига Карловна. — Не пущу!

Но Влас был уже на улице. Впереди — целый вечер, и он решил перекусить багетом у Голлербаха, после чего наведаться на Литейный к мадемуазель Макаровой.

Трясясь в поезде до Петрограда, отчего-то вспомнил Раису Киевну. Черт его дернул тащить Симанюк на суаре к графине! Ну напилась, ну приставала, что же теперь, так жестоко с ней поступить — отдать на растерзание этой сволочи Бессонову? Может, вызвать Бессонова на дуэль? И что это даст? Да и, честно-то говоря, Раиса Киевна сама напросилась. Сначала бравировала, а потом расстроилась, отравилась, и теперь непонятно, выживет она или нет. Страшно. Так страшно, что в мансарду идти не хочется. Может, все-таки заночевать у родителей? Заодно и запасы саке пополнить.

Охристо-серые двухэтажные корпуса Шереметьевского пассажа сверкали огнями витрин, приглашая зайти и купить что-нибудь восхитительно-ненужное. Влас прошелся по дамским магазинчикам, дошел до конца галереи и как бы ненароком заглянул в приоткрытую дверь подшивочной. Склонив хорошенькие головки, за работой сидели пять девушек, и определить, которая из них Макарова, было решительно невозможно. Позже Влас не мог бы ответить, что его заставило так поступить, но вдруг, неожиданно для самого себя, он тихо позвал:

— Сонечка!

Девушка у окна вскинула голову и посмотрела на дверь. Миловидное узкое личико, близорукие серые глаза и непокорная прядка выбившихся из пучка пепельных волос, которую она то и дело заправляла за ухо. Ухо было маленьким и розовым, почти детским.

— Простите, я, кажется, обознался, — стушевался Влас. — Я принял вас за сестру своего друга. Мне показалось, что вы Соня Ригель.

— Она у нас Макарова, — бойко откликнулась сидящая за швейной машинкой девица. — Макарова ни на что не сгодится?

Швеи разноголосо засмеялись, а Влас, окончательно смутившись, убрался прочь. До закрытия он мотался по магазину, поджидая, когда Соня выйдет из мастерской. Если бы она вышла в компании подруг, Влас не решился бы подойти, но девушка, словно угадав его намерение, показалась из дверей одна. Воскобойников сразу же узнал ее, хотя на Соне Макаровой теперь были пальто и шляпка.

— Софья, простите, не знаю, как вас по отчеству, — окликнул Влас, деликатно прикасаясь к локтю ее драпового пальто.

Швея замедлила шаг и слегка повернула голову в его сторону.

— Позвольте представиться, я служу в фотографии фон Ган, это в Царском Селе, моя фамилия Воскобойников, — отрекомендовался Влас. — Влас Ефимович Воскобойников.

— Что же вам угодно, господин Воскобойников? — разглядывая собеседника из-под вуальки, тревожно осведомилась девушка.

— Софья…

Влас снова сделал вид, что не знает отчества девушки, хотя Пиголович отчество Макаровой называл, и Влас его хорошо запомнил.

— Софья Андреевна. — Она остановилась. — Говорите, что вам от меня нужно, я очень устала и хочу поскорее попасть домой.

— Так позвольте, я отвезу вас на извозчике? — воодушевился Влас.

— Благодарю вас, не нужно, — тусклым голосом откликнулась собеседница. — Давайте поскорее покончим с вашим делом.

И Влас, опасаясь, что в любой момент его могут перебить, торопливо пустился в объяснения:

— Вы понимаете, я фотограф и работаю еще и в жанре художественно-постановочной фотографии. Когда я сегодня окликнул вас и вы посмотрели так ласково и кротко, то понял, что лучшей модели для Офелии мне не найти.

— Простите, мне это не интересно. Предложите лучше Ольге Бояриновой или Тане Усиевич. Они наверняка согласятся.

— Но в качестве модели меня привлекли именно вы! Я готов заплатить, сколько скажете!

— Благодарю, я не нуждаюсь в деньгах.

Они стояли в центре зала рядом с фонтаном, обнесенным невысокой кованой оградой в виде плюща, на которую Влас и облокотился. И сделал это не без умысла, ибо понимал, что девица сейчас уйдет, и больше он с ней не увидится. Влас пошел на жертву. Незаметно зацепив правый карман за вьющийся стальной побег ограды, он сделал вид, что собирается уйти, шагнул в сторону, и карман, оторванный, повис на нитке. Девица охнула от неожиданности, а Влас расстроенно проговорил:

— Надо же, какая досада!

— Жалко-то как! — сокрушалась Софья Андреевна, чувствуя свою невольную вину. — Хорошее пальто. Английской шерсти.

— Не знаете, нет ли поблизости ателье? Только мне, Софья Андреевна, нужно самое лучшее, а то так карман отделают, что пальто надеть будет невозможно.

— Полагаю, в такое время все уже закрыто.

— Не могу же я в таком виде ехать в поезде.

— Знаете что? — вдруг решилась девушка. — Пойдемте ко мне, я зашью так хорошо, что будет незаметно.

— Далеко идти? — набивал себе цену Влас.

— Здесь совсем рядом, в доходном доме Шереметева.

Влас знал этот дом. В центральной арке пятиэтажной громады некогда располагался театр с многообещающим названием «Литейный интимный», одно время именовавшийся «Театром ужасов Вениамина Казанского». Влас раньше часто там бывал, стараясь затащить и равнодушного к искусству друга Ригеля. Представления у Казанского давались в модной стилистике парижского «Гран Гриньоль», специализировавшегося на жанре кошмаров с неизменными вампирами, злодейскими убийцами, леденящими душу монстрами и прочими щекочущими нервы зрелищами. Однако пару лет назад Воскобойников утратил к нему интерес — амплуа театра сменилось, и теперь в репертуаре «Литейного интимного» преобладали фарсы и миниатюры, совершенно Власу не близкие.

Расчет на профессиональную гордость девицы Макаровой оправдался. Воодушевившись, Софья Андреевна решительно направилась по галерее к выходу из пассажа, искоса поглядывая, следует ли за ней ее новый знакомый. До парадного добрались за считаные минуты, поднялись по широкой лестнице на пятый этаж и очутились в уютной квартирке.