Надо сказать, что дневники Николая Александровича у дворцовой челяди вызывали немало интереса, и время от времени кто-то из прислуги в них заглядывал. А заглянув, пересказывал содержание другим. Так, от Полины Влас узнал, что царица с первых дней семейной жизни взяла супруга под каблук, вписывая в дневники царя горячие советы и энергичные поощрения. В его же записях не встретишь эмоций, одни лишь сухие отчеты о прошедших днях. Катался на велосипеде, убил двух ворон, принял иностранного посла. Даже гибель собственных подданных не пробуждала в государе глубокого чувства, о чем свидетельствовали сухие заметки, общий смысл которых сводился к тому, что императору горько и тяжко, но так, видно, угодно Богу.

Придворные замечали, что письма личного характера, впрочем, как и государственного, император писать не любил, в то время как государыня писала часто и помногу. По большей части недомогая и проводя время в постели, Александра Федоровна строчила корреспонденцию лежа, удобно расположившись на специальном приставном бюро. Слуги недоумевали, отчего находящемуся в соседних покоях мужу императрица сочиняет романтичные, полные любви и нежности письма, не проще ли заглянуть в соседнюю комнату и донести свои чувства устно? Зато стоит супругам оказаться вместе, они отчего-то все больше молчат и смотрят в разные стороны.

Во дворце шептались, что за триста лет правления рода Романовых монаршая династия разрослась дальше некуда, и теперь на все наиважнейшие государственные посты по негласному правилу неизменно назначаются члены августейшей фамилии. В силу специфичности образования и воспитания редко когда царские кузены и дядюшки оказывались способны к настоящему государственному делу, да и желания особого не испытывали тратить на это время и силы. Ввязываясь в мировую войну, командовавший армией Великий князь Николай Николаевич обещал скорую победу, однако война непозволительно затянулась, увлекая Россию в трясину разорения и нищеты.

Император Николай, видя, что скорой победы не получается, неожиданно для всех принял на себя командование армией и отбыл в ставку. Влас не переставал удивляться — как может человек, ничего не смыслящий в военном деле, руководить сражениями? Страной же управлять осталась Александра Федоровна, а советчиками при ней выступали Распутин и Вырубова. Процесс управления выглядел так — императрица в письмах описывала мужу государственные дела, настоятельно рекомендуя сместить того или иного министра, упирая на то, что Бог поставил Николая на царство и не допустит неправильных решений.

Влас испытывал к государыне двоякие чувства. С одной стороны, он не мог не видеть, что эта узколобая, склонная к ипохондрии и бесконечным истерикам женщина толкает Россию в пропасть, и, как патриот своей страны, не мог не разделять общего мнения, что без Александры Федоровны России будет только лучше. Но в то же время знал, как любит Настенька мать, и, как влюбленный, готов был жизнь положить на то, чтобы из глаз его возлюбленной не выкатилось ни единой слезинки.

— Перестаньте реветь! — прикрикнул Влас на швею. — Дошейте наконец карман и напишите мне рекомендацию к Тадеушу фон Ченскому.

Москва, май 2018 года.

Больных полагается навещать с гостинцами, поэтому сначала я заехала в магазин. Когда мы жили с Волчанским, я покупала продукты в «Монетке». Брала не самое дешевое, но так, чтобы было бюджетно. Женька в еде неприхотлив и праздничным блюдом считает отварную картошечку с укропом и лучком, к ней селедочку и свеклу под майонезом. Детям, конечно, перепадали овощи-фрукты, но большей частью это были парниковые огурцы, целлулоидные помидоры и кислые польские яблоки. Теперь я делаю покупки исключительно в «Азбуке вкуса» — Эмманул приучил меня покупать только самое лучшее.

В магазине я первым делом отправилась к стеллажу с соками и минералкой. Поставила в тележку литровую бутылку апельсинового сока и двухлитровую — гранатового. В Интернете недавно видела, что гранат способствует кроветворению. Волчанскому не повредит. Взяла упаковку минералки. Пусть пьет, в больнице наверняка пить нечего. Затем отправилась к овощам и фруктам, набрала пластиковых коробочек с клубникой, смородиной, малиной, ежевикой. Отдельно взяла полкило рамбутанов, штуки три питахайи, крупную папайю и сетку с маракуйей. В молочном отделе набрала разнообразных йогуртов и перешла в колбасный. Нарезки в тележку кидала не глядя — в больнице сгодится все. Закончила в хозяйственном — щетка, расческа, зубная паста, туалетная бумага и так, по мелочи — бумажные платочки, освежитель воздуха, зубочистки и пара глянцевых журналов, чтобы не скучал.

В приемном покое меня предупредили, что в ровно в девять часов вечера посетители должны покинуть палаты, и дали тележку, ибо донести гостинцы я бы не смогла. Погрузившись в лифт, я двинулась на четвертый этаж.

Женя лежал в коридоре, в самом дальнем его конце, и если сравнивать с местами у санузла, можно даже сказать, пребывал в относительном комфорте. Прямо в джинсах расположившись поверх одеяла, Волчанский сосредоточенно черкал в блокноте карандашом. Громыхая тележкой по неровному линолеуму, я подошла и села рядом на краешек кровати. Он оторвался от записей, мельком взглянул на сумки и сделал страдальческое лицо.

— Это еще зачем? — вместо приветствия осведомился он. — Заберешь домой, мне это не нужно. — И тут же спросил: — Мира, припомни, чья была идея пригласить американцев для участия в выставке?

— Идея принадлежала американцам. А почему ты спрашиваешь?

— Кто конкретно с вами связался?

— Майкл Смит.

— Конечно же, Майкл Смит! — криво усмехнулся бывший муж. — По-другому и быть не могло.

Я не выдержала и повысила голос:

— Ты можешь говорить нормально или так и будешь изъясняться загадками?

— Этот парень, Майкл, он не тот, за кого себя выдает, — тихо пояснил муж. — Может показаться странным, но я видел его фотографию в журнале «Знание — жизнь» за шестьдесят четвертый год. Парень совсем не изменился!

Женька в своем репертуаре. Фантазер и выдумщик.

— Бывают люди, — осторожно сказала я, — поразительно похожие друг на друга.

Но Волчанского было не переубедить. Возбужденный, раскрасневшийся, он с напором произнес:

— Это он, я уверен. Выглядит абсурдно, но факт остается фактом. В «Знании — жизни» американец фигурирует как журналист В. Воскобойников, автор статей на актуальные научные темы, такие как червячные переходы и временные парадоксы.

— Ты ничего не путаешь? — Я сопротивлялась скорее по привычке, чем по необходимости.

— Дослушай до конца, — продолжал горячиться Волчанский. — В архивах Царского Села сохранились снимки, один из которых привлек мое внимание. На нем запечатлены некто В. Воскобойников и М. Ригель. Фамилия Воскобойников въелась в мою память еще с тех пор, как ты лежала в больнице. Илья Ашотович все время рассказывал про некоего журналиста Воскобойникова, похитившего бумаги его отца.

— Да-да, я помню. Имя Воскобойникова мне тоже от Ильи Ашотовича хорошо знакомо.