class="p1">Потолок оказался низковатым и Хьюго вовремя успел пригнуться, чтобы не набить шишек. Внутренне убранство жилища представляло из себя одну маленькую комнату, что освещалась тусклым светом масляной лампы, свисающей с потолка. Возле одной стены стояла низкая кровать, а у другой — какой-то сундук, увешанный всякими тряпками и одеждой. Но только взгляд паренька упал в центр помещения, как он ахнул и попятился назад.

— Вот ведь, какой впечатлительный, — раздался звонкий задорный голос. Принадлежал он точно не Юлиусу.

— Не бойся, — тропарь поманил к себе Хьюго.

Прямо в центре комнаты на деревянном столике стояла и улыбалась во весь рот живая человеческая голова! Она смотрела на Хьюго большими голубыми глазами. На гладкий лоб спадали роскошные каштановые пряди. Из-под пухловатых губ виднелся ряд белых ровных зубов.

— Это что? — спросил Хьюго, задыхаясь от накатившего волнения.

— Это живая голова, — спокойно объяснил Юлиус. — Но мы его зовем просто Урик.

— Как живая?

— Вот так, живая…

— Но…почему?

— Гляди, — хихикнула голова. — А малец начал уже задавать вопросы, по существу.

— Когда меня приняли в общину, этот балабол был уже здесь, — сказал Юлиус. — Говорят, наши старейшины смогли применить заговор на языке Древних. Вот и оживили на свою голову…

— Ага, ты гляди на него, — возмутилась голова. — Как пить со мной так я подарок судьбы. А как людям представлять, так невесть что. Экий ты гад, Юлиус Оду!

— Так кроме меня с тобой никто и не пьет, — улыбнулся тропарь.

Хьюго смотрел обезумевшим взглядом на этот фанатсмагорический диалог и не верил в происходящее. Может он все еще во сне? Но голова была живая, хлопала глазами и раскрывала рот.

Совладав с тревогой и волнением, Хьюго все же уселся в небольшое креслице и оказался еще ближе к удивительному созданию.

— Что за малец? — спросила голова.

— Хьюго, паренек из сгоревшей Месалины, — ответил Юлиус закидывая ногу на ногу.

— Месалина сгорела? — Урик выпучил глаза.

— Сгорела, — сказал Юлиус и продолжил. — Он и еще один парень вышли с того города. Вместе с ними пришли еще три хельмгольдца. У них там на севере тоже не сладко. Нечисти стало в разы больше. Сейчас совет решает, как быть.

Урик нахмурил лоб. Никто не смел прерывать его размышления. Хьюго так вообще не мог ничего говорить.

— Сам что думаешь? — наконец спросила голова.

— За нас все подумают, — вяло протянул тропарь. — А мое дело брать меч и идти куда скажут.

— Нет в тебе философской искры, — нравоучительно говорила голова.

— Ну до тебя мне далеко, это точно, — хмыкнул Юлиус.

— Лишь те заслуживают зваться мудрецами, чьи взгляды устремлены к небесам, — важно произнес Урик.

Сколько вопросов возникало в голове у Хьюго. Мысли ходили ходуном. В конце любопытство все же взяло свое.

— Кем ты раньше был? — спросил он слегка дрожащим голосом.

— Вроде как пажом у барона одного, — ответила голова. — Но жестокий приговор разлучил меня с телом.

При упоминании барона Хьюго сразу вспомнил суровый взгляд Дикого Барона, а затем хищную гримасу его инквизитора Дыбы.

— Я считаю, что это шутка богов, — махнул рукой на Урика Юлиус.

— Если я шутка, то ты тогда посмешище, Юлиус, — хихикнула голова.

Тропарь ответил легкой ухмылкой.

Они просидели около часа, болтая о всяком. Голова вечно пыталась поддеть угрюмого Юлиуса и намекала на продолжение беседы с выпивкой, но тропарь отказывался, ссылаясь на грядущие дела. Где-то в лесу заухал филин и Хьюго понял, что ему пора бы обратно в кровать. Это было отличным предлогом для Юлиуса, чтобы избавиться от назойливого Урика.

— Ладно, провожу мальца обратно, — сказал он вставая.

— Приятно было познакомиться, Урик, — кивнул Хьюго.

— И мне, — улыбнулась голова. — Ты это, если что приходи, в шахматы сыграем.

Они возвращались в лагерь. Образ Урика все никак не выходил из головы Хьюго.

— Вот каковы твои друзья, значит, — произнес юноша в спину Юлиусу.

— Порой, мертвые могут дать тебе куда больше мудрости, нежели живые.

— Как я понял, общаешься в основном с ним ты?

— Отнюдь, — поджал губы Юлиус. — Культ Вепря рьяно пользуется путеводными способностями Урика. Мозговитая башка знает все тропы бывшей империи. В случае чего, доберется быстрее ворона.

Да. Это место и ее обитатели все больше поражали Хьюго. Парню казалось, что он все еще блуждает в своих снах.

Они оба удивились, когда подошли к кострищу. Вокруг сидели хельмгольдцы и тот лекарь из культа, Тратул. Даже Мрак, с перемотанным плечом, уселся поудобнее на завалинке и тоже был оживленным участником беседы. Каждый держал в руке по железной кружке. Добрые улыбки освещали лица воинов, словно и не было всех этих невзгод.

— Где вы пропадали? — удивился Тратул, заметив Юлиуса и Хьюго.

— Так, воздухом дышали, — отмахнулся Юлиус Оду.

Хьюго меж тем попал в объятия Гестунблинда.

— Хьюго, мальчик мой, — от старого хельмгольдца разило хмельным угаром. Его и так добрые глаза, стали еще веселее.

— А что здесь происходит? — спросил парень, вырываясь из крепких объятий.

— Да вот, старик прожил еще одну весну, — кивнул Мрак на Гестунблинда.

— Этой ночью Гестунблинду исполнилось шестьдесят лет, — пояснил Якуб Гонузл, пуская клубы дыма из своей трубки.

— Мои поздравления, — кивнул Юлиус.

— Эх, благодарю! — воскликнул старый воин. — Еще пива!

Тратул хищно улыбнулся и помчался за очередной порцией.

— Вы тут всю округу на уши поставите, — проворчал Юлиус.

— Не горячись, тропарь. Сейчас мы покажем тебе как празднуют у нас этот день, — улыбнулся Якуб Гонзул, после чего кивнул Гестунблинду. Тот куда-то побежал.

— Но что решил совет? — спросил тропарь. — Как быть с имперскими марками и нечистью?

— Да к черту совет! — отмахнулся Якуб. — Все потом. А сейчас, поздравьте моего друга, Гестунблинда!

На лице старого война просияла улыбка. Он тут же бросился к своим котомкам и стал в них рыться. Меж тем, Юлиус бросал на Якуба хмурый взгляд, скрестив руки на груди. Уже который раз проявлялась эта неприязнь к главе отряда северян со стороны тропаря. Хельмгольдец отвечал ему своим спокойным расслабленным взглядом. Возникло снова это неприятное напряжение, заставляющее Хьюго волноваться.

Внезапно легким эхом по лесу разнеслись чарующие звуки. Тихая спокойная мелодия поразила Хьюго. Все обернулись и увидели, как Гестунблинд играет на флейте. Закрыв глаза, он нежно держал инструмент и играл добрую песнь. Казалось, что всем своим сознанием Гестунблинд был в этой музыке. Убаюкивающие плавные ноты окутывали все вокруг. Эта мелодия напомнила Хьюго колыбельную, которую в детстве ему напевала мать. Юлиус смотрел на старого хельмгольдца, и похоже, что ему нравилась музыка.

Тропарь схватил, оставленную Тратулом кружку, и осушил ее. В этот момент с запасами подбежал и сам лекарь. По команде он быстро наполнил кружки. Тогда Якуб Гонузл