class="p1">На пороге остался стоять человек. Он изучающе смотрел на гостей, сложив руки на груди. Поверх бордового цвета рубашки на нем была крепкая кожаная жилетка подобная той, которую носил Рехор. Блики от лампы плясали на его лысине. Под носом у него красовались слегка седеющие усы, переходящие в растительность на подбородке. На поясе, помимо фляги, у человека висел спрятанный в ножнах меч.

— Ты как всегда неожиданно, — улыбнулся Тулл Меттий.

— А меня редко где ждут, — хмуро ответил человек, проходя в глубь жилища.

Хьюго стало не по себе, когда взгляд этого типа дошел до него. Но ничего страшного в этом человеке не было. Простые голубые глаза, грубое в ссадинах лицо. Тривиальный вид рубаки-воина. Однако, все же, что-то выделялось в нем. Взгляд. Такой взгляд присущ людям, которые много чего пережили. Хьюго мог бы сказать, что этому человеку лет сорок или сорок пять. Но жизнь огрубила его внешность.

— У нас гости из Хельмгольда, — Тулл представил сидевших на лавке.

— Не только из Хельмгольда, — произнес человек, не сводя глаз с юношей. — Месалинскую вышивку я точно не спутаю.

— Да, мы из Месалины, — сказал Хьюго.

— Этих ребят постигла страшная напасть, — покачал головой Гестунблинд.

— Вы что же, похитили этих юнцов из города и привели к нам? — легкая ухмылка появилась на лице человека.

— У этих юнцов больше нет ни города, ни дома, — резко ответил Якуб, очевидно недовольный манерой явившегося типа. — Месалина сгорела! Пламя похитило у них семью и надежды.

Человек с каменным выражением на лице смотрел на Якуба, очевидно переваривая услышанное. Возможно, он про себя чертыхался, но вида не подавал.

— Все мы, сыны империи, нынче сироты, — сказал человек.

Повисла тишина. Только рычание и вскрики Мрака нарушали эту гнетущую атмосферу. Тратул все же ловко орудовал кривой иголкой, зашивая плечо хельмгольдца.

— Когда Месалина сгорела? — тихо спросил Тулл.

— Уже как несколько дней, — отвечал Якуб. — Полыхнула как спичка. Похоже, что это были буаги. Если бы не этот парень, то мы все сгорели бы там.

Все взгляды разом упали на уставшего Хьюго. Даже Тратул отвлекся от своего дела и повернул голову. Парню стало совсем неловко.

— Вот как, — Тулл почесал густую бороду. — Каким же образом он вас спас?

— Пускай вошедший представится, — Якуб хмуро посмотрел на человека. — Не люблю болтать с незнакомцами.

— Юлиус Оду, — представился человек, произнося свое имя как герольд, а затем раскланялся словно граф.

— Это настоящий мастер своего дела, — сказал Тулл, смущаясь выходке своего товарища. — Простите его несносный характер.

Затем Тулл недовольно зыркнул на Юлиуса.

— Просто у него дурной круг общения, — добавил старейшина.

— А вот Урика совсем не обязательно оскорблять, — сказал Юлиус.

Хмыкнув, Якуб Гонзул рассказал о случившемся в Месалине, а еще об их стычке с Диким Бароном и бегстве с тех земель. Что Юлиус Оду, что Тулл Меттий, оба внимательно слушали хельмгольдца.

— Какими бы боги не были безжалостными, они указали мне верный путь, раз я нашел вас. Этот безумный кошмар в Месалине… Я видел это своими глазами, также как я видел свою разрушенную деревню, свой опустошенный дом, — Якуб склонил свою голову и произнес дрогнувшим голосом. — Прошу, помогите мне вернуть семью.

— А я смотрю ты тот еще мечтатель, хельмгольдец, — ухмыльнулся Юлиус Оду. — Месяц назад я был на границе Тау и видел, что там твориться. Я был в Брезулле, сидел в корчмах и слушал, что говорят люди. Происходит настоящий самосуд. Одни обвиняют в колдовстве других и вешают на площадях. Деревня идет против деревни. Местные князьки прячутся в своих замках, потому как народ уже не слышит голос закона. А нас здесь, как ты успел заметить, капля в море. И если ты предлагаешь нам идти спасать твой народ, то кто спасет погибающую семью, в каком-нибудь селе любой из провинций?

Якуб сурово смотрел в глаза Юлиусу Оду. Казалось, что своим гневом они вот-вот подожгут дом.

— Юлиус прав, — с грустью произнес Тулл Меттий. — Если растет сорняк, его вырывают с корнем, а не подстригают ботву. Беда в том, что мы так и не поняли загадки богов. Ведь несчастье зашло не только в твой дом, Якуб.

— А что, если у нас теперь есть тот самый козырь и мы можем узнать планы богов? — вмешался Гестунблинд.

Все недоумевающе взглянули на него. Но старый воин плавно перевел взгляд на Хьюго. Хуже прежнего себя почувствовал бедный юноша. Снова он оказался причастен ко всему этому безумию. Каждый брошенный на него взгляд был тяжелый словно валун. Подобно этому валуну, Хьюго хотел провалиться с этого места и упасть на самое дно.

Юлиус Оду взглянул на паренька с недоверием.

— Так значит ты видишь вещие сны?

— Это скорее кошмары, — Хьюго смущенно почесал копну волос на затылке. — Но они сбываются.

В этот момент другая рука нащупала в кармане сплюснутый предмет. Накатили неприятные воспоминания: полыхающий город, крик тетушки Эльзы.

— Эту монету я нашел под прилавком, — Хьюго протянул ее Юлиусу. — Ее я увидел во сне.

Юлиус взял монету в руки и стал разглядывать. Тут глаза его сильно расширились и озабоченность возникла на лице.

— Этого не может быть, — прошептал он словно самому себе.

Тулл вопросительно смотрел на служителя.

— Взгляни, — Юлиус протянул монету старейшине.

Тулл Меттий все с тем же спокойным взглядом вертел в руках монету, ощупывая ее со всех сторон и даже надкусывал. Казалось, что таких монет у него целый сундук, потому эмоций никаких не возникало. Быть может Хьюго также равнодушно носил бы с собой эту монету, если бы не кошмар и не трагедия Месалины, которые были связанны с этим предметом.

— Это имперская марка, — спокойно произнес Тулл Меттий.

— Но откуда? — нахмурился Юлиус Оду.

— Тебе же сказали, что нашли под прилавком, — буркнул Якуб.

Тут голова Хьюго заходила ходуном. О чем говорят все эти люди? Что происходит? Юноша желал знать только одно: почему сгорел его город и семья?

— Объясните же! — воскликнул Хьюго и даже встал. Тоден попытался потянуть его обратно, но Хьюго стоял твердо и ждал ответа.

— Во времена Оствестийской империи имперская марка была валютой во всех провинциях, — говорил Тулл. — Ею обладали все: богач и бедняк, граф и пастух, купец и воин. Но когда империя стала рушиться, марки перестали чеканить. Император издал указ об изъятии всех монет. Я помню, как собирались огромные толпы на площадях: все шли сдавать эти деньги. А тех, кто отказывался имперская гвардия быстро принуждала огнем и мечом. Так и спрятали марки в имперской казне, а спустя месяц — умер последний император Оствестийской империи Таулера́н III.