через три года после процесса Палмера, когда лондонского врача Томаса Сметхерста обвинили в убийстве его беременной жены. Лечившие женщину врачи заподозрили, что она отравлена, и доктор Тейлор, вызванный для расследования, обнаружил мышьяк во флаконе с лекарством, прописанном Сметхерстом. По крайней мере, он так думал. Доктор Тейлор провел несколько экспериментов и, когда в 1859 году дело дошло до суда, признал, что мышьяк просочился в лекарство из материалов, использованных в его тестах. Присяжные признали доктора Сметхерста виновным, несмотря на искаженные результаты анализов, но медицинские доказательства были настолько неубедительными – другие врачи считали, что симптомы женщины указывали на дизентерию, – что британское правительство предприняло беспрецедентный шаг и помиловало подсудимого. Лабораторная ошибка в лучшем случае позволила убийце выйти на свободу, в худшем – чуть не отправила невиновного человека на верную смерть. Доктор Тейлор, возмущались в The Dublin Medical Journal, «навлек на свою профессию такую дурную славу, что она еще не скоро забудется». Предсказание оказалось верным: вера в науку как инструмент борьбы с преступностью была подорвана, и на восстановление ее авторитета ушли десятилетия. «В глазах широкой общественности, из которой и отбирали присяжных, судебная экспертиза как область науки приобрела множество недостатков», – отметил автор, изучавший развитие системы раскрытия преступлений.

Преемнику доктора Тейлора поручили возместить ущерб и сделать судебно-медицинские расследования достойными новой эпохи – ХХ века. Доктор Томас Стивенсон присоединился к персоналу больницы Гая в начале 1870-х годов и десятилетия после читал лекции по химии и медицинской юриспруденции, пока доктор Тейлор не вышел на пенсию. Доктор Стивенсон родился в Йоркшире в 1838 году и во время учебы в медицинской школе был исключительно успешен по целому ряду предметов, включая химию. Он также преуспел в лабораторной работе, став одним из первых ученых в комиссии по обеспечению чистоты продуктов питания и лекарств, продаваемых в Великобритании. Министерство внутренних дел, которое отвечало за уголовное преследование, в 1872 году наняло его для тестирования образцов, взятых при вскрытии предположительно отравленных жертв. К 1881 году он стал частью элитной правительственной команды старших судебных аналитиков и обзавелся репутацией скрупулезного и точного специалиста. «Он никогда не делал поспешных выводов, – говорили о нем коллеги, – и его никогда не вводила в заблуждение внешность». Исход уголовного дела часто зависел лишь от его выводов. «Для виновных он был настоящим голосом рока», – отметил один журналист, а другой пришел в восторг от способности Стивенсона разбирать дело обвиняемого «с безжалостной точностью эксперта». Годы методичных экспериментов с ядами помогли ему воспитать в себе специалиста, который, возможно, был уникальным в истории судебной медицины. После нанесения по меньшей мере 50 различных алкалоидных ядов на свой язык он утверждал, что может правильно опознать многие из них только по вкусу.

Это умение понадобилось доктору Стивенсону в 1882 году, когда Джорджа Генри Лэмсона, врача американского происхождения, практикующего в английском курортном городке Борнмут, обвинили в отравлении его шурина Перси Малкольма Джона.

Доктор Томас Стивенсон, ведущий токсиколог Великобритании, мог определять виды ядов по вкусу (авторская коллекция)

Когда доктор Лэмсон столкнулся с финансовыми проблемами, он навестил Джона – инвалида, жившего в школе-интернате в Уимблдоне. Молодой человек должен был унаследовать крупную сумму денег, но, если бы он умер, не достигнув 19-летнего возраста, 1500 фунтов перешли бы к доктору Лэмсону и его жене. Во время визита подросток проглотил капсулу, которая, как заверил его врач, была ему необходима. Джон тяжело заболел вскоре после того, как доктор Лэмсон умчался, чтобы успеть на поезд, и у мальчика начались такие сильные судороги, что одноклассникам пришлось удерживать его на кровати. Врачи не смогли помочь Джону, а потому, проведя в агонии около четырех часов, он умер. Казалось очевидным, что юношу отравили, и доктор Лэмсон стал главным подозреваемым. Его обвинили в убийстве.

Доктора Стивенсона попросили опознать яд, принятый Джоном перед смертью. Он использовал специальный метод дистилляции образцов внутренних органов жертвы, содержимого его желудка и рвотных масс, а затем попробовал полученную жидкость на вкус. Доктор Стивенсон почувствовал «покалывание и онемение» на языке, а затем для сравнения попробовал аконитин, который, как было известно, доктор Лэмсон купил всего за неделю до убийства.

Поскольку в то время не существовало химического анализа для обнаружения этого редкого яда, определение на вкус было единственным способом раскрыть убийство.

Доктор Стивенсон сообщил, что аконитин вызывал такое же ощущение жжения и онемения. Затем он ввел образец мочи жертвы под кожу мыши, и та умерла в течение получаса. Когда чистый аконитин ввели другим мышам, у животных проявлялись симптомы, аналогичные предсмертным мукам Джона, и вскоре они умирали.

Когда дело дошло до суда, адвокат, защищавший доктора Лэмсона, попытался дискредитировать выводы доктора Стивенсона. Европейские ученые недавно обнаружили в трупах алкалоиды, которые естественным образом образуются при разложении, и адвокат предположил, что именно они могли быть источником жгучего вещества, извлеченного из останков Джона. Однако доктор Стивенсон отразил атаку. По его словам, хотя он мало что знал о последних европейских исследованиях, он доверял своему языку, а потому был уверен, что нашел в теле убитого аконитин. Присяжные заседатели совещались менее часа, прежде чем вынести обвинительный вердикт. Доктор Лэмсон признался в преступлении незадолго до того, как его казнили.

Ключевая роль доктора Стивенсона в осуждении доктора Лэмсона укрепила репутацию квалифицированного токсиколога и судебного эксперта. Но весной 1892 года, более чем через 10 лет после суда над Лэмсоном, убийства Элис Марш и Эммы Шривелл, общество поставило доктора Стивенсона перед одной из величайших судебно-медицинских проблем в его карьере: кто и как травил женщин Ламбета стрихнином?

Глава 11. Странный покупатель

Май 1892 года

Когда 5 мая возобновилось расследование смерти Элис Марш и Эммы Шривелл, зал заседаний в больнице Святого Томаса был так переполнен, что входную дверь не удалось закрыть. Глядя сквозь очки, доктор Стивенсон – мужчина с густой бородой, водопадом ниспадающей на грудь, – объявил о своих выводах: обе жертвы отравились дозой стрихнина, превышающей необходимую для убийства. Он обнаружил почти семь зерен во внутренностях Марш и чуть более трех зерен в образцах, взятых из тела Шривелл.

Коронерское жюри быстро вынесло вердикт: «смерть от стрихнина», – но не было никаких доказательств того, как именно это произошло.

Вина за неспособность установить личность подозреваемого, по мнению членов коронерского жюри, лежала на Скотленд-Ярде.

«Полиция не приложила достаточных усилий» в поисках автора письма, найденного в женском туалете, объявил один из присяжных. Однако следователи отдела L проинформировали коронера Уайатта о своих усилиях