–Но ведь для такого рода работы они подряжают людей со стороны, разве нет?

–Да, я знаю, однако они уверяют, что могут поручиться за каждого.

–А что насчет... – Аллейн слегка повел головой в сторону уставившегося в окнолакея.

–Нгомбванской шатии? Ну, как тебе сказать? Домом правит один из них, получившийобразование в Англии и работавший в первоклассных парижских отелях. Наилучшиерекомендации. Посольская прислуга набрана, как мне сказали, в Нгомбване. Чегоона стоит и как они ее там набирают, я не знаю. Короче говоря, их здесь тридцатьчеловек, да еще с Президентом приедет кое-кто из его слуг. Нгомбванцы, насколькоя понял, будут все больше с любезным видом стоять по стеночкам. Вот этот малый,– Гибсон перешел почти на шепот и говорил, двигая лишь уголком рта, – делодругое, он, можно сказать, парадный телохранитель Президента. В официальных случаяхон торчит поблизости от него, разодетый, как каннибал, со здоровенным, ржавымсимволическим копьем в лапах. Это у них что-то вроде королевского жезла или парадногомеча. Называй, как хочешь. Прикатил пораньше вместе с несколькими личнымислугами Президента. Президентский самолет, как ты, наверное, знаешь, прилетитзавтра утром.

–Как себя чувствует посол?

–На стенку лезет.

–Бедняга.

–Он то суетится насчет приема, то мучается кошмарами по поводу безопасностиПрезидента. Собственно, и мы с тобой здесь потому, что он очень просил насприйти.

–Он звонит мне с утра до вечера на том основании, что я знаком с великим беем.

– Что ж, – сказал Гибсон, – разве я сам втянул тебяв это дело не по той же причине? А поскольку тебя еще и на прием пригласили, –ты уж не сердись, что я с тобой так вот, запросто, – положение сложилось, можносказать, совсем соблазнительное, тут бы никто не устоял. Только пойми меня правильно.

– Ради всего святого, что я по-твоему должен делать?Бросаться прикрывать своей грудью Президента каждый раз, как то-то зашебуршитсяв кустах?

– Не то чтобы я думал, – следуя своим мыслям,продолжал Гибсон, – будто нас ожидают настоящие неприятности. В общем-то нет.Не на этом приеме. Вот его разъезды туда-сюда, это действительно головная боль.Говоришь, он согласился нам помогать? Соблюдать вашу с ним договоренность и неудирать на непредусмотренные прогулки?

– Мы можем только надеяться. А каков распорядоксобытий? Во время приема?

– Вначале он будет стоять в вестибюле, на ступенях,ведущих в эту комнату. За спиной вот этот, с копьем, справа посол. Слева,немного сзади, советники. Личная охрана образует что-то вроде коридора,ведущего от дверей прямо к нему. Они при оружии, это часть их формы. Восемьмоих парней находятся снаружи, прикрывают путь от автомобилей к входу, ещедюжина в вестибюле и вокруг. Все в ливреях. Ребята надежные. Я договорился с“Костаром”, чтобы их нагрузили работой, – пусть разносят шампанское и такдалее, чтобы не выбивались из общей картины.

– Так что насчет распорядка?

– Гости начинают съезжаться в половине десятого,мажордом, стоящий у входа, выкрикивает их имена. Они проходят по коридору изохранников, посол представляет их Президенту, Президент жмет им ручки, и онитопают дальше. Вон там на галерее играет музыка (оркестр Луиса Франчини, я ихвсех проверил), на помосте перед этими железками стоят кресла для важныхгостей. Для прочих – кресла у стен.

– И какое-то время мы тут прогуливаемся, так?

– Так. Наливаетесь шипучкой, – без всякого выраженияпроизнес Гибсон. – До десяти часов, в десять открываются все эти окна иприслуга, включая и моих людей, встает около них, приглашая гостей выйти впарк.

– И тут, Фред, начинается пресловутая головная боль?

– Да, будь я проклят! Пойдем-ка, взглянем.

Через высокое окно они вышли в парк. От широкойчасти озера, вдоль сходящихся сторон которого вели мощеные дорожки, домотделяла низкая терраса. По другую сторону озера стоял шатер – изящноесооружение из натянутой на огромные пики с плюмажами полосатой ткани. Там же,на узком конце озера были расставлены кресла для гостей, все это окружали стольнелюбимые Гибсоном деревья.

– Конечно, – мрачно сказал он, – тут будет кучавечно гаснущих китайских фонариков. Как видишь даже они чем дальше, темстановятся меньше. Эффект поддерживают. Надо отдать им должное, ребятапоработали на славу.

– Они, по крайней мере, дадут какой-то свет.

– Не волнуйся, ненадолго. Предстоит что-то вроде концерта,да еще кино будут показывать. Экран натянут вдоль стены дома, а проекторразместят с той стороны озера. И все это время никакого света не будет, тольков шатре – здоровенный орнаментальный фонарь, освещающий Его Прохиндейство,чтобы легче было прицелиться.

– Долго это протянется?

– Они говорят, минут двадцать. Сначала туземныепляски с барабанами, следом еще пара номеров, включая пение. Думаю, все займетне меньше часа. Потом вы вернетесь в банкетную, ужинать. А потом, если на тобудет милость Господня, отправитесь по домам.

– Уговорить их изменить программу ты никак неможешь?

– Ни единого шанса. Все расписано наверху.

– Ты имеешь в виду Нгомбвану, Фред?

– Именно. Двое парней из “Видов” и “Декора” слеталитуда с планами и фотографиями этого логова, Президент долго их разглядывал, апосле дал волю фантазии и разродился праздничной программой. Он даже прислалсюда одного из своих прихвостней с заданием присматривать, чтобы тут всесоблюли до тонкости. Сколько я понял, достаточно изменить хоть одну мелочь ипослу придется распрощаться с его работой. А вот как тебе другое понравится? –в обычно бесцветном голосе Гибсона возникла жалостная нота. – Посолстрого-настрого велел нам держаться подальше от этого чертова шатра. ПриказПрезидента и никаких тебе разговоров!

– Миляга Громобой!

– Выставляет нас идиотами. Сначала я разрабатываюмеры безопасности, а потом мне говорят, что Президент их не потерпит. Если бменя хоть кто-нибудь слушал, я бы тут все переиначил. И шатер, и все остальное.

– А если пойдет дождь?

– Тогда вся шайка-лейка переберется в дом.

– Значит, нам остается молиться, чтобы ночь выдаласьдождливая.

– Повтори еще раз, приятно послушать.

– Давай пройдемся по дому.

Они обошли торжественные просторы верхнего этажа,причем нгомбванский копьеносец держался от них сколь возможно дальше, но извиду не упускал. Пару раз Аллейн на пробу обращался к нему с замечаниями, ночеловек этот, видимо, плохо понимал по-английски, если вообще понимал. Повадкиу него были самые величавые, но лицо решительно ничего не выражало.

Гибсон еще раз повторил план действий на завтра, иАллейн не смог найти в нем ни одного изъяна. Специальная служба стоит в полицииособняком. В ней не принято особенно распространяться о своих действиях, и заисключением тех случаев, когда эти действия перекрываются с действиями другихподразделений, никто никаких вопросов не задает. Впрочем, и отношения,давным-давно сложившиеся между Аллейном и Гибсоном, и необычность создавшейсяситуации были таковы, что оба отошли от этих аскетических правил. Они вернулиськ своим машинам, раскурили каждый свою трубку, и Гибсон принялся рассказывать оподрывных элементах из недавно получивших независимость стран, которыеобосновались в Лондоне и, как он выразился, “жить без насилия не могут”.