всё нипочём: он добровольно всю свою жизнь здесь скоротал, не в пример временным пациентам, всем возмущающимся и шумливым.

Быков, социальный отщепенец и закоренелый нарушитель правил социалистического общежития, тоже корчил из себя возмущённого и временного, беззаботно огрызаясь на стражника, он враз обшарил меня блудливыми глазками и фамильярно ухмыльнулся:

– Землячок, угости сигареткой?

Вид его был соответствующий: всклокочен, лохмат и одежда – тряпьё. Нахал. Обычно здешняя публика обращается со словами «гражданин начальник», а этот! Конечно, ему сообщили, из каких я краёв, и он возомнил невесть что, освобождать его за тысячу вёрст примчался – так и написано было на его сияющей роже.

– Николай Матвеевич, – успел заговорить я, – у меня времени в обрез, поэтому предлагаю сначала разговор, а потом перекур. Вот эта штучка, – я нажал на кнопку магнитофона, – запечатлеет мгновения, чтобы все поверили.

– Теперь, значит, так, – расплылся он в ухмылке, – а раньше обходилось. Совершенствуетесь вы, со временем в ногу, одобряю, кому же на слово верить? – И заторопился: – Закрыли меня ни за что. Равилю Исхаковичу так и передайте. А поручение его я исполняю, как и было велено. Носа не высовывал, проживал тихо в хатке. Мелочи – за свет, воду, телефон регулярно платил, долгов ни копеечки, чистоту соблюдал и баб не водил.

– Погодите… – смешался я, у меня и брови задрались сами собой, он нёс какую-то ахинею.

Но Быков прильнул к магнитофону доверительней:

– В хате всё цело. Всё сохранено. Только на первом этажике, как приказано, в подвальчике и ютился, а наверх, в хоромы ваши, ни ногой. Бес однажды попутал. Выпил лишку и заснул с чувырлой, а утром на больную голову пошёл до рынка пивком подлечиться, там лягавые и взяли.

Он вскинул на меня глазки, так, мол?.. Достаточно? Я насторожился, из этих путаных, торопливых объяснений, больше похожих на оправдания, выстраивалась довольно опредёленная нить, «следок», как любил приговаривать наш старый лис Федонин.

– Давайте сначала познакомимся, – начал я, всё ещё недоумевая.

– Понятно, я про хату им смолчал, – перебил меня Быков, – не дурак приключения себе искать на попу, но хватились паспорта, вот и угодил за бомжа в этот собачник.

– Да вы и выглядите… – поморщился я.

– Здесь уже обкорнали, – хотя мы и были одни, Быков опасливо покосился на дверь. – Меня же здешние братки раздели. И костюмчик с рубахой, и ботиночки, всё под смех сняли, а обрядили в шмотьё. Вот! – он ткнул себя в глаз, где красовался убедительный синячище. – Бланш какой выставили! У них свои порядки, это не у нас… курортная зона. Они меня за лоха, интеллигента вшивого приняли, но я ни слова! Про хату – могила! Так что Равилю Исхаковичу, – он ласково погладил магнитофон, – передайте, со мной всё умрёт. Казните, если виноват, всё стерплю, только отсюда бы выбраться.

– Николай Матвеевич, а дежурный мне материалы показывал, там про вас…

– Их только слушать! Я мамой клянусь!

– Содержание притона вам приписывают?..

– За лахудру ту?

– Малолетние наркоманы?

– Травку подсунули! Да вы лучше знаете, как они накручивают. Чистым угодил, а они обвешали!..

– Фотки у вас нашли порнографического содержания? Карты игральные, подозреваетесь в сбыте.

– Картинки на улице подобрал. Бес попутал. Но их тут на каждом углу. Глухонемые промышляют в поезде, на подъезде к Симферополю. А с бабами я давно ни-ни, только выпить.

– Гражданку ту установили. Она твердит, что ещё были подружки, вы клиенту их проводили и деньги требовали из заработанных?

– А-а-а, чёрт! – выругался он и, запустив обе руки в шевелюру, застучался лбом о столик, за которым беседовали. – Обмишурился, каюсь, – он поднял голову с собачьей покорностью и тоской в глазах. – Но и вы виноваты.

– Что?

– Назым обещал поддержку, подпитывал первое время деньжатами, а потом забыл. Вот и попробовал сам заработать. Среди отдыхающих одни соблазны! Назым Имангалиевич в прошлый свой приезд, – его глазки умилились, – проверял меня, ни слова замечаний, убедился в моей честности. Я грош лишний на себя не потрачу.

– Назым приезжал?

– Игралиев. А вы не знакомы?

– То-то я гляжу, вы меня принимаете за другого?

– Как? Вас не Равиль Исхакович прислал? – он побледнел. – Вы не от наших?

– От наших, да не от ваших.

Его застолбило. С минуту он скрежетал зубами, пожирая меня глазами, закорчился, вскочил и заметался по комнате, изрыгая сплошной мат, ринулся к двери и забил, забарабанил кулаками. Длилась истерика долго, стража не торопилась, видно, привыкла ко всякому. Быков сполз на колени, застучался головой размеренно и безнадёжно, потом совсем обмяк и только нечленораздельно мычал время от времени.

– Ну, хватит, Быков, встаньте. Кто ж вас торопил? Приняли меня за очередного порученца Каримова?

Он замычал ещё громче и обречённее.

Явилась стража:

– Увести?

– Да нет, пожалуй. У нас только теперь разговор и начнётся. Николай Матвеевич на радостях обознался. Водички бы выпили.

У меня для себя была припасена минералка со стаканчиками.

– К чёрту!

– Я вас за язык не тянул.

– Плевать на всё!

– А вот это зря, – разлил я водичку в два стакана. – Присаживайтесь. Нечего рабом ползать. Боитесь или нет, а придётся вспомнить за многих знакомых.

– Не бери меня на понт!

– Да уж чего там… – пододвинул я ему стакан. – Равиль Исхакович и Игралиев, конечно, личности известные. Каримова домик охраняете? Значит, купил себе хатку у моря Равиль Исхакович? Нашлись, значит, накопления?

Быков хмыкнул от двери.

– Но меня прежде всего интересует Хайса.

– Хансултанов?! – вздрогнул и замер он.

– Точно. И вечер, когда вы встретились с ним у паромной переправы.

– Я не при чём! – угрожающе сверкая глазами, начал он подыматься. – Вот этого мне не шейте! – он даже сжал кулаки. – Не удастся! За своё отвечу, а чужого не возьму.

– Не горячитесь. Вы опять забегаете вперёд.

– Дочка его сама под лёд залетела. Не обгоняла бы, нам там гнить. А его мы и не знали, мужик и мужик на «Волге».

– Однако странная встреча. Как вы оказались в машине с Сорокиным? Каримов приказал?

– Я расскажу, – потянулся он за водой. – Чего гнать? Вы от гэбэшников?

– Из прокуратуры.

– А чего иметь буду?

– Смягчающие обстоятельства по закону.

– Не густо… Только наплачешься с вами.

– Себе обязаны.

– Я не запачкан. А за других – дело не моё. Только этот, – он ткнул в магнитофон, – выключите.

– Вы уже столько наговорили, что хуже не будет.

– В этом собачнике угореть недолго, – подпёр он голову, – сказали, земляк, вот и обрадовался сдуру.

– Может, и хорошо, что обрадовались, больше бегать не придётся.

– Вам только верить.

– А вы попробуйте.

* * *

Автобус, которым я возвращался, был также перегружен, но часто останавливался, пассажиры выбирались с гамом,