Но диковинный зверь, кажется, в первую очередь заинтересовалмореходов. Третий багор скользнул к его голове, нащупывая ошейник. И, надо жетакому случиться, подхватил светлую цепочку, подаренную харчевником Буркуном.Цепочка натянулась… Разумный пёс и не подумал противиться. Сложил крылья и далподнять себя из воды. Изделие галирадского мастера легко выдержало его вес, нуа шею, состоявшую из одних мышц, поди утесни! Извернувшись, Торон поставилпередние лапы на борт, спрыгнул на палубу… и немедленно отряхнулся, исторгнувиз пышной шубы четыре ведра воды. Сегваны с хохотом шарахнулись прочь.

Чьи-то руки подхватили Коренгу, вынули из тележки, уложилина палубу… Морской народ очень хорошо знал, как отогревать человека, чьё телоначало неметь в холодной воде. Без толку дышать ему на руки или, хуже того,пытаться растирать кожу, от которой отступила и не больно-то возвращаетсякровь. Его надо закутать в сухое и поить горячим, помогая восстановитьвнутреннее тепло. Так сегваны и поступили с обоими выловленными пловцами.Правду молвить, к тому времени у Коренги, вплотную приблизившегося к пределуусталости, уже не осталось сил даже застыдиться своей беспомощной наготы. Вотлишённые мозолей ступни погрузились во что-то мягкое, то ли пушистые вязаныеноски, то ли меховые чуни[30], он толком не разобрал. Большевсего ему хотелось закрыть глаза и подольше не открывать их, но в этомудовольствии ему было отказано. Он продолжал присматривать за четвероногимпобратимом – и увидел, как к Торону подошёл с большой тряпкой в руках полнотелыймолодой комес. Тот самый, которого Коренга оскорбил, назвав плохим сыном кунса.

– Осторожно, – пробормотал венн, силясьприподняться на локте. Губы еле повиновались ему. – Осторожно…

Чугушегг сразу оглянулся, а Торон, словно в насмешку надхозяином, завилял хвостом, уселся и подставил заботливым рукам развёрнутоекрыло.

– Твой зверь гораздо смышлёней тебя, плавающего вкорыте, – усмехнулся кунс. – Он-то знает, на кого ему огрызаться, ана кого – нет. Пожалуй, я заберу его себе, а в отплату доставлю тебя кудапожелаешь, хоть в Саккарем. Идёт?

Коренга ответил:

– Выброси меня за борт, если того требует твоя корысть,но от брата отступиться не уговаривай.

Чугушегг погладил бороду.

– Я выбросил бы тебя за борт, если бы ты ответилсогласием или хоть начал обдумывать, не стоит ли согласиться. Твоё счастье –видно, не зря говорят про вас, веннов, будто вы упрямее пней… Ну да мы,сегваны, нисколько вам не уступим! Пусть этот корабль потонет в воде, которуюмоя дочь извлекает из его шерсти, но все вы будете укрываться под палубой, уочажка. По крайней мере, твой пёс этого определённо достоин!

Коренга, однако, дослушал едва ли до середины.

«Его… дочь?..»

Вот тут-то венна, которому как раз подносили горячеймедовухи, и без огненного напитка бросило в жар. Ему словно протёрли глаза.Вместо не в меру кормлёного молодого парня, растерявшего жилистую мужскуюстать, он увидел ладную, статную, могучую красавицу сегванку, унаследовавшуютелесную крепость отца.

Эория с усмешкой выжала тряпку за борт и принялась сушитьмохнатое брюхо Торона.

Нечаянному попутчику венна такого внимания мореплавателей недосталось, да он, правду молвить, на него и не напрашивался. Лежал на палубе,свернувшись плотным калачиком под меховой шубой, и дрожал, зажмурив глаза. Чугушегглишь мельком ткнул в его сторону роскошным веником бороды и спросил Коренгу:

– А этот, с тобой который, – он кто?

Коренга поневоле вспомнил сумасшедшие глаза и дубинку,занесённую для нешуточного удара… Весёлая медовуха щекотала и подталкивалаязык, делая пережитое испытание поводом для красочного и даже не чуждого шуткерассказа, дающего возможность вволю покрасоваться собственными умом исноровкой… Старая мудрость о стыде, отбегающем вместе с сытостью, заставилаКоренгу просто передёрнуть плечами. Он сказал:

– Я почти не знаю этого человека, достойный кунс. Неведаю ни имени, ни рода-племени. Как мне представляется, он по какой-то причинерешил срочно уехать из Галирада и тайно проник на аррантский корабль. Когда мойпёс обнаружил его под лодкой… – всё та же мудрость возбранила Коренгеупомянуть о попытке покражи, – он умолил меня не выдавать егокорабельщикам. Ну а когда судно оказалось во власти твоих людей, отчаяниезаставило его броситься в воду. Так мы оказались с ним вместе. Вот и всё, что ямогу поведать о нём.

– Когда Зоралик рассказывает про Забана, умеющийслушать узнает больше про Зоралика, нежели про Забана, – пробормотал кунс.Коренга не вполне понял эти слова, произнесённые на чужом языке, сообразивтолько, что Чугушегг вспомнил к случаю какую-то сегванскую поговорку. А тотпродолжал: – Ладно, венн. Этого разрисованного я, если пожелаю, расспрошу сам.А вот ты от меня двумя словами не отделаешься! Вы, венны, живёте в лесах иславитесь как отменные домоседы. Сами наружу носа не кажете, да и к себе гостейне больно зовёте… Кто поверит мне, будто я встретил кровного венна посредиширокого моря, между Фойрегом и Галирадом, да при деньгах, достаточных, чтобыкупить место на аррантском корабле, да безногого на тележке, да в обществекрылатой собаки? И кто простит меня, если я отвечу, будто не сумел всё как естьпро него вызнать?

Сказав так, Двадцатибородый уселся рядом с Коренгой наскамью гребца. Он ждал рассказа.

Смерть, только что пронёсшаяся мимо, вкупе со славноймедовухой вовсю шумели у Коренги в голове. Тем не менее он понял: неотёсанныйна вид мореплаватель видел его если не насквозь, то до середины уж точно, идвумя словами от него в самом деле никак не отбояришься. Даже пробовать нестоило обойтись привычными побасёнками, предназначенными для случайных дорожныхзнакомцев… Всё правильно, таким и должен быть воинский вождь! Смог бы тот жеЧугушегг управляться с оравой более чем в полсотни свирепых и независимыхмолодцов, если бы не знал каждого из них лучше, чем тот сам себя знал?..

Такому человеку лгать нельзя, его не проведёшь на мякине.Ему следует говорить правду.

Или хотя бы часть её, способную прикинуться целым…

«Поморник» резво бежал вполветра, нагоняя ушедшую вперёдлодью старого предводителя. Молодые мореходы, не занятые делами, уже собиралиськругом, желая послушать историю спасённого венна. Коренга вспомнил их всемизвестную любовь к долгим и по возможности забавным повествованиям – то естьизобилующим битвами, весёлыми проделками, великим самопожертвованием илюбовными случаями – и начал издалека.

– Мы – дети Кокорины с речки Черёмуховый Юг: Хонга даКонда, Голомень да Разсоха, Мяндач да Железный Дуб… Железный Дуб – это мойотец, искусный в ремёслах…