которому обещала быть верным другом Персии и врагом ее врагов, если та, в свою очередь согалситься уступить ей западный и южный берега Каспийского моря. Годом позже, 12 июля 1724 года, Россия и Турция зкалючили договор о разделе Персии, по которому Россия закреплялась на завоеванных ею территориях Прикаспия, а Турции отходило все Закавказье, в том числе и Карабах. Единственно определенное предложение, сделанное Русским Двором карабахцам, предусматривало переселение их на вновь отошедшие к России берега Каспия. Однако это предложение было решительно отвергнуто карабахскими властителями.

Внешнеполитический курс России по отношению к своим единоверцам из Закавказья не претерпел существенных изменений и после смерти Петра. Все те же неопределенные обещания, заверения об озабоченности судьбой христиан и никаких реальных действий. Следствием этой политики явилось то, что предводители карабахского армянства оказались перед необходимостью самим попытаться решить насущные проблемы выживания вверенного им народа, без упования на помощь извне. О том, наскоько это им удалось, красноречиво свидетельствует донесение русского резидент И. Неплюева из Турции от 29 июля 1730 года. В нем в частности говорится: «1730 г. июля 26 дня прислан к резиденту Неплюеву от турецких министров переводчик Порты приказом, который говорил следующее:

1. Известно-де резиденту, что армянский народ, пребывающий в Сагнаках, подлежащий Порте по трактату, не суть пограничны к России, но будучи ситуация оных мест в горах крепкая, потому оные народы к Порте совершенно подданства не показывали…»

Итак, по признанию самих турок, до 1730 года, по крайней мере часть карабахских Сыгнахов остовались непокорными и непокоренными. Это более чем удивительный факт, если учесть, что турецкой тирании противостоял даже не весь маленький Карабах, а только часть его воинства, ибо со смертью каталикоса Есаи-hАсана-Джалаляна (1728 г.) от былого единства карабахских Сыгнахов не осталось практически ничего, а часть видных военачальников Карабаха русское правительство сумело переманить на свою сторону, и они, соблазнившись, видно, обещанными перспективами, оголили оборонительную линию Карабаха, переселились в Кизляр и поступили на службу в русскую армию. Противостояние турецким войскам продолжалось и в дальнейшие годы. Центром борьбы стала Гюлистанская крепость, откуда Абрам Юзбаши со своими героями наносил периодические сокрушающие удары по туркам. Однако сколь бы значительными ни были уроны, наносимые Абрамом и другими героями Карабаха турецкому спруту, без могучего союзника карабахские армяне не в силах были добиться окончательной и безоговорочной победы. К счастью для Карабаха, непредсказуемый ход истории вскоре явил ему такого союзника в лице возрожденного Ирана во главе с великим и коварным шахом Надиром. Но это уже другая история.

Освободительная борьба карабахского армянства 1720-х годов явилась прологом к созданию высшей формы их самообороны – независимого государства (меликства. Хамсы). В этой борьбе проявились все лучшие качества, армян Карабаха. Многие выдающиеся его предводители снискали себе славу героев и добрую память последующих поколений. Предводителями Гюлистана в указанный период были мелик Тамраз, его сын Сарухан, предполагаемый брат Тамраза Абов, а также юзбаши Есаи и Абрам. (Вспомним высказывание Лео о том, что деление власти между меликами и юзбаши было продиктовано исключительностью исторического момента). Этим ограничим наше отступление, которое носило ознакомительный, справочный характер и было необходимо для дальнейшего рассмотрения родословной Мелик-Бегларянов, ибо свидетельства о представителях данного рода, относящиеся к этому периоду, сохранились в документах, связанных с освободительной борьбой 20-х годов (в основном, это письма, в которых адресатами или адресантами являются те или иные представители Мелик-Бегларянов).

Мы прервали наш рассказ о родословной Мелик-Бегларянов, упомянув о том, что исследователи, непосредственно собиравшие народные предания – Раффи и Лалаян, разнятся в вопросе о том, сколько сыновей было у Беглара. Мы добавили также, что мнения обоих ученых страдают недостоверностью. Попробуем теперь пояснить нашу мысль и разъяснить, в чем именно, по-нашему, кроется недостоверность сведений Раффи и Лалаяна. Сделаем мы это при помощи метода сравнения сведений, содержащихся в преданиях, с достоверными, не вызывающими сомнений источниковедческими фактами. Для удобства рассмотрения данного вопроса имеет смысл разделить его на три части и отдельно обобщить и сравнить сведения о каждом из трех предполагаемых сыновьях Беглара.

Исахан.

Лалаян упоминает этого, по его мнению, третьего сына Беглара одной строкой, называя его Исай-хан-ага, в скобках сообщая дату смерти – 1752 год. При этом ученый не называет источник, которым он пользовался. Совершенно определенное упоминание даты смерти Исахана дает основание предположить, что источником Лалаяну служили не народные предания. (С трудом верится в то, что спустя более чем, век после смерти Исахана, предания называли бы дату его смерти с такой конкретностью.)

Первое известное нам историческое сведение об Исахане приводит М. Бархударян. Судя по тексту упоминаемой им купчей, найденной в селе Талиш, Исахан в 1701 году носил титул “мелик”. Мы уже говорили, что это скорее всего есть преувеличение его значимости и возможностей, ибо в 1701 году жил и здравствовал его отец – мелик Беглар. Собственно, эти два упоминания об Исахане являются недостаточными для утверждения о том, что Беглар являлся отцом Исахана: Лалаян не подкрепляет свое утверждение никакими фактами; документ, приводимый М. Бархударяном, также не вносит абсолютной ясности в этот вопрос – сообщаемые им сведения в лучшем случае можно рассматривать как косвенное подтверждение мнения Лалаяна. (Хотя в данном случае приводить сведение Бархударяна в качестве подтверждения мнения Лалаяна было бы не совсем корректно, ибо “Арцах” Бархударяна увидел свет несколько раньше, чем работа Лалаяна “Гандзакский уезд”. Таким образом, приводимый Бархударяном документ следует рассматривать первое доступное исследователям упоминание об Исахане. В примечании к этому документу Бархударян делает предположение о том, что “возможно, Мелик-Исахан из рода Мелик-Бегларянов”. Повторимся, что эта фраза, как и опубликованный Бархударяном документ, вышли в свет за несколько лет до работы Лалаяна. В этой связи логичнее было бы привести суждения Лалаяна в качестве подтверждения предположения Бархударяна, а не наоборот.) Так или иначе, ясно, что при отсутствии более веских аргументов, подтверждающих родство Беглара и Исахана, утверждение Лалаяна было бы необоснованным, а предположение Бархударяна так и оставалось бы предположением. Сведением, отметающим сомнения в правильности суждений Бархударяна и Лалаяна, безусловно служит найденная К. Каграманяном эпитафия с могильной плиты Исахана, процитировать которую еще раз кажется нам более чем целесообразным: “Это могила Исай-хан-ага, который был сыном мелика Пеклара, год 1200(1751).

Каграманян приводит также полустертую эпитафию с могильной плиты супруги Исахана: “Это могила //Мареаи, которая есть // супруга Иса // Хан … Мелик//…//…//"

Процитированные эпитафии, на наш взгляд, являются бесспорными доводами в пользу утверждения Лалаяна. У нас нет сомнений, что упомянутый им сын мелика Беглара Исай-хан-ага –