Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ведь завтра на работу.
– Не беда! Молодые ещё.
– Отоспимся на том свете.
Ну спите спокойно, мои родные.
– Да нет уж, Инна, не видишь, мы всё ходим и ходим по нашим любимым улочкам туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…
Телефон
Каргаполовы и Бургановы жили в благоустроенных домах – пятиэтажках. Поэтому у них со временем появились телефоны. Когда они хотели идти друг другу в гости, то звонили и предупреждали. А в нашем частном секторе телефония, как государственная данность, отсутствовала. К нам гости ходили нахрапом, ну мы к ним так же. Уходя от нас, они говорили:
– Прощевайте, Зубковы! Ну а ежели чего, то звоните.
– Куда звонить? – всплескивала руками моя мамка. – В таз что ли стучать?
– Во-во, в тазик нам и звоните, придём!
Я смертельно завидовала тем, у кого есть телефон.
– Все люди как люди, звонят в трубку! А мы, видите ли, в тазик.
Такая несправедливость меня очень сильно угнетала. Правда-правда! До сих пор угнетенная хожу. В тазик мне звоните. Понятно? Непременно отвечу:
– Алле, тетя Инна у аппарата…
Поселковые автобусы
От моего дома до школы 3 км. Пешком идти проблематично, дорога у нас узкая, частенько и грязь по колено, а тротуар деревянный, скрипучий, да и не на всех участках он есть. Вдоль грунтовой дороги тянется железнодорожная узкоколейка: паровозик возит уголь от шахты до берега (то есть до пирса, а там его на теплоходы и тю-тю… в Японию или ещё куда подальше).
Обычно я ходила по Ж/Д линии: по обочинам шпал сухо и от паровоза есть куда уклониться. Все так ходили. Но ездил по поселку и автобус. Правда, денег на него часто не было: зайдёшь в кулинарию, потратишь всю мелочь на пирожки, чебуреки или пирожные и прёшь довольная домой, пешкодралом! А автобус – это вообще проблема! То аж до самой шахты уедешь (ещё плюс 3 км от моего дома) интересно же по окрестностям комбината полазить! То портфель в авто забудешь, ждешь его потом полчаса, чтобы вернуть свои учебные принадлежности. В общем, пешком проще, чем стоять на остановках, ждать рейсового долго-долго и ехать в давке.
А вот сегодня черт дернул меня залезть в это чудовище и натерпеться там всякого:
– Вон, погляди как дочка у Зубчихи подросла. Ой, да конопатая какая, вся в Ваньку пошла!
– Ну да, а кажется будто вчера она вместе с женихом Каргаполом траву на поле поджигала. Помните, тогда электрический столб чуть не сгорел!
– Помним, помним! Их мамашам надо было жопы тогда ещё поотрывать, чтоб не сидели, не жрали, а за детьми приглядывали покрепче!
– Ага, вон стоит теперича их малолетний ублюдок, ишь, зенки выпучила, смотрит…
А я стою и вспоминаю как в шестилетнем возрасте Толик потянул меня в очередной раз проказить.
– Но я же спички даже в руках не держала, – пытаюсь что-то промямлить в своё оправдание.
– Иди, иди, соучастница, твоя остановка, вылезай.
Чертыхаясь, выхожу и обещаю самой себе уехать из Мгачи навсегда-навсегда: «Чтобы прошлое больше никогда не слепило в мои чистые, незамутненные грешками глаза.»
А я в автобусах скучаю,
ведь шофер не нальёт мне чаю
и место свое не уступит.
Он взгляд напряженный потупит,
когда я спрошу его: – Знаешь,
никогда ведь не угадаешь,
когда гаишник умелый
помашет тебе черно-белым
и пригласит поздороваться,
чай попить, постоловаться.
Мне скучно с тобой, водитель,
ты не руководитель,
не президент, не бог.
Слышишь, мотор заглох,
приходится выходить:
– Может, пойдём чай пить
и разговаривать по душам
о грибах, рыбалке… Я дам
тебе номер своего телефона.
Звони в рай, ответит Зубкова.
Лесопильные дела
Это как раз из той серии, когда родители гостили друг у друга и делились последними поселковыми сплетнями. А пока взрослые ужинали, мне и Толяну разрешалось гулять где угодно до часу ночи. А наевшись, предки приступали к поискам детей с фонариками:
– Толик! Инка!
И находили. Обычно мы гуляли за лесопилкой в лесу у речки – любимое место Толяна. И не случилось же с нами никогда и ничего! Только ноги мокрые… Ай и ладно. А если забредут в какой амбар или в контору, и их сторож шуганет, так то не страшно. А на лесопилке даже сторожа не было. Залезешь внутрь через дырки и гуляй себе по опилкам, по ножам да по ленте.
А днём я с отцом за этими опилками ходила. С собой два мешка, тележка (или санки) и стоим, мешки держим, пока из жерла в них опилки сыпятся, которые очень нужны нашим свиньям: они на них живут и из них нам навоз делают. И ведь не проболталась я ни разу, что с дружком по вечерам через пилы да ножы протискиваемся, и гуляем по деревянному коридору, приводя своей смелостью в ужас Лесопильного духа.
– Пап, а зачем наш лес всё пилят и пилят?
– Ты хотела сказать: рубят?
– Ну рубят, а потом пилят.
– Вот в том-то и разница! Для нужд посёлка пилят совсем немного. А на Востоке и у берега моря видела целые горы бревен? Так вот, их укладывают на корабли и увозят.
– Куда?
– За границу. Всё им мало, сволочи! Сосут и сосут, сосут и сосут…
– Что сосут, папочка?
– Кровь нашу сосут! Видишь, твой отец совсем обескровил?
Я подозрительно приглядываюсь к румяным щекам отца и понимаю, что ничего не понимаю.
– Пап, а у лесопилки есть Лесопильный дух?
Ивану Вавиловичу не до этого, он совсем уже раскраснелся и обкладывает трехэтажной руганью загадочную заграницу Японию, Брежнева и весь белый свет заодно. Вздыхаю и без него обдумываю образ Лесопильного духа: «Может, у него и жена есть – Лесопильниха. Наверное, они добрые, ведь даже ночью нас с Толяном не пугают, а сидят себе тихонечко и пилят, пилят, пилят…»
Всю страну распилили уже нахрен!
Капитан скал, лесов и шалашей
Толик как затащит меня в лес, так там обязательно