Но хуже всего то, что в разгар ссоры из комнатыпоявилась-таки Мила и, по-прежнему глядя лишь на родителей, вступилась за меня.Наверняка ей нравится чувствовать себя милосердной и всепрощающей, однако этоеще больше меня разозлило.

Да и что есть поступок Милы: что, если не равнодушноевеликодушие победителя?..

Макс еще пожалеет!

Мила

С утра ужасно болела голова, а вчерашнее спокойствиеисчезло, словно его и не было. Наверное, все дело в отвратительной сцене,которая разыгралась вчера у нас. Эля казалась маленьким волчонком, загнанным вугол клетки. Она огрызалась, но так обреченно-отчаянно, что видно: она и не надеетсявыиграть, просто дерется из последних сил, потому что не может не драться. Еслиуж говорить откровенно, эта черта меня в ней восхищает, как упорство иудивительное жизнелюбие, присущие сестре. Она твердо стоит на земле, тогда какя, оступаясь, вышагиваю на носочках. Отца я тоже не одобряю, но в отличие отЭли понимаю. Он живет для себя. Я просто не жду от него ничего – уже давно, спятого класса. Эля тогда была еще совсем маленькой, и он обещал повести нас взоопарк, но не повел. Послал вместо себя подчиненного и откупился от насденьгами: «Девочки, не стесняйтесь в своих желаниях: аттракционы, пони,мороженое-попкорн – сколько влезет!» Ему легче заплатить, чем что-то сделать. Яхорошо запомнила тот день и, кажется, уже тогда поняла все об отце. Эля – ещенет. Моя младшая сестра все-таки идеалистка, как бы это смешно ни звучало.

Кстати, непонятно, что случилось с Элей. Она все ходилаторжествующая, а вчера ее словно подменили. Неужели поссорилась с Максом?

Сердце глухо екнуло в груди. Глупое. Не нужно думать обэтом. С Максом покончено в любом случае. Не могу же я встречаться с ним послетого, как он гулял с моей родной сестрой?.. Или могу… Как же ужасно!

Джинсы, розовый топик, куртка – я оделась автоматически итолько в метро заметила, что машинально взяла подходящие к топику кроссовки срозовыми же шнурками. Вот что значит привычка. В каком бы состоянии духа нинаходился, рефлексы срабатывают прежде сознания. Что бы ни случилось, я, видно,просто не смогу смешать коричневое с синим, а спортивное с классикой.

Уже у дверей института меня окликнул Макс:

– Мил, можно тебя на минутку?

– Да, – отозвалась я, чувствуя, что ноги слабеют иотказываются мне служить.

Он отвел меня за угол здания – туда, где нас не увидятспешащие на лекции однокурсники.

– Мил, я думал о том, что ты вчера сказала. Ты сильная,и я был не прав.

Мысли заметались в голове стайкой вспугнутых птиц. В чем неправ? В том, что избегал меня? В том, что встречался с Элей?

– Ты мне нравишься, и, если разобраться, больше,чем… – он замялся.

– Кто? – жестко спросила я. Не надо было емувспоминать об Эле. Не надо…

– Ну ты сама знаешь…

Я почувствовала, будто меня ударили под дых. Может, Макс такразвлекается? А что, многим парням нравится встречаться сразу с двумядевушками, особо пикантно, когда эти девушки – родные сестры.

– Не знаю, – проговорила я чужим голосом. –Извини, Макс, лекция. Опаздываю.

Я уходила от него на негнущихся ногах, еще надеясь, что онокликнет, догонит меня, объяснит, что я – вздорная дурочка и напридумывала себебог знает что!

Но он не окликнул.

На лекциях я то и дело ловила на себе задумчивый взглядМакса. Что же все-таки случилось?

Нет, я не освободилась от своего похожего на раковую болезньчувства, сердце по-прежнему то замирало, то начинало взволнованно биться, всевалилось из рук, словно я собиралась побить все рекорды неуклюжести, однако яуже не была прежней. День, когда я узнала о Максе и Эле, словно подвел чертупод уравнением.

Сейчас, на семинаре по основам менеджмента, я сидела,опустив глаза. Молодой преподаватель, вихрастый очкарик, сам похожий настудента, уже задал мне несколько вопросов, на которые я не смогла ответить –только вздрагивала и переспрашивала. Макс действует на меня, словно кислота.Чувство к нему разъедает сердце, мешая жить, но я точно знаю: мы никогда небудем вместе.

Семинар закончился так быстро, хотя, пока он шел, мнепоказалось, что минула целая вечность. Я стала собирать вещи в сумку, и,конечно, уронила мобильник, а затем ручку. Нагнувшись, хотела подобрать вещи спола. Но меня опередили.

Миг – и загорелая мужская рука с неровно подстриженныминогтями уже протягивала мне мобильник с болтающейся на нем подвеской-сердечком.Я впервые взглянула на свой телефон словно бы со стороны и вдруг устыдилась: онкакой-то совсем детский, такой, наверное, прилично иметь пятнадцатилетнейдевчонке, моей сестре, а вовсе не мне.

Молодой преподаватель тоже вдруг покраснел, совершеннонеобъяснимо.

– Вот, возьмите, – сказал он, быстро пихая мне вруку аппарат. – Вы, наверное, сегодня плохо себя чувствуете, не надо былосидеть на семинаре. Сказали бы, я бы вас отпустил.

– Что вы, Эдуард… Валентинович, – пробормотала я,споткнувшись на сложном имени, – все хорошо, спасибо.

– Ну хорошо, что хорошо. А то я на машине, мог быподвезти, если вам плохо.

Это он из гуманизма? Или просто клеится ко мне?! Этого ещене хватало!

– Нет, спасибо, я сама! – поспешно произнесла я и,подхватив сумку, пулей вылетела в коридор.

В коридоре у стены стоял Макс. Наверняка он видел и слышалвсе, что произошло в аудитории.

С пылающими щеками – как будто у меня и в самом делеподнялась температура, – я пробежала мимо.

Каблучки стучали по лестнице, точно попадая в ритм сердца:тук-тук-тук-тук-тук. Сбежав до нижней площадки, я остановилась, чтобыотдышаться.

В коридор выглянула Наташа.

– От кого убегаешь? – с любопытствомпоинтересовалась она.

– Нет, не убегаю…

Сверху донесся звук шагов. Это спускался ЭдуардВалентинович, и я невольно попятилась, ища, где бы укрыться, но, опомнившись,осталась на месте, сделав вид, будто что-то ищу в сумке.

Преподаватель прошел мимо нас под любопытно-ехиднымНаташкиным взглядом.

– А! От Эдуарда убегала! – торжественно заявилаона, когда его спина, наконец, исчезла из зоны видимости. – И не отрицай.Странно, что он к тебе только сейчас пристал.

– В смысле?! – не поняла я, роняя вытащенный изсумки плеер.

– Только не говори, будто ничего не замечала! –засмеялась Наташка.

– Что именно?

Я подняла плеер, к счастью, уцелевший после падения, ипринялась задумчиво крутить его в руках. Наташкины намеки стали для меняоткровением.