Она кивнула, и мы подошли к дому сбоку. За белыми занавесками открытых окон гостиной слышались голоса. Я, со значением глядя на Бекки, снял ботинки. Она тоже разулась; мы тихо взошли на веранду и присели прямо под окнами. От улицы нас отгораживали большие старые деревья и высокий кустарник.

– …еще кофе? – спросил отец Бекки.

– Мне нужно в магазин к часу, – сказала Вилма (мы слышали, как она поставила чашку с блюдцем на стол), – но дядя с тетей могут остаться.

– Нет, мы тоже пойдем, – сказала тетя Аледа. – Жаль, что с Бекки не повидались.

Я заглянул через подоконник в комнату и увидел отца Бекки с сигарой, круглолицую румяную Вилму, длинного дядю Айру и его милую маленькую жену. Неужели мы заблуждаемся и они действительно те, кем кажутся?

– Мне тоже жаль, – сказал мистер Дрисколл. – Я думал, она придет – она определенно вернулась в город.

– Да, мы знаем, – подтвердил дядя Айра. – Майлс тоже здесь.

Откуда им знать, что мы вернулись? Что мы вообще уезжали? Потом я услышал еще кое-что, и волоски у меня на затылке поднялись дыбом.

Это трудно объяснить, но попробую. Когда я учился в колледже, на тротуаре у одной из старых гостиниц сидел черный чистильщик обуви, Билли, считавшийся городской знаменитостью. Каждого клиента он награждал его личным титулом. «Доброе утро, профессор, – здоровался он с одним бизнесменом. – Приветствую, капитан, – говорил другому. – Как поживаете, полковник? Славный вечерок, доктор. Рад видеть вас, генерал». Люди улыбались, показывая, что эта невинная лесть им смешна, однако всем было приятно. Билли любил свое дело и всегда замечал, когда кто-то приходил к нему в новой паре. «Хорошая кожа, – бормотал он, – приятно с такой работать», и ты, как дурак, радовался похвале своему хорошему вкусу. Старый башмак он поворачивал так, чтобы свет падал, и говорил владельцу: «Вакса лучше всего ложится на хорошую старую кожу, лейтенант, точно вам говорю». А если тебе случалось прийти в чем-то дешевом, то молчание Билли лишь подкрепляло его прежние комплименты. В компании чистильщика Билли ты ощущал себя счастливым избранником. Он довольствовался одной из простейших в мире профессий, и деньги для него особого значения не имели. Когда ему платили, он даже не смотрел на монеты, посвящая всё внимание тому, кто платил. Ты уходил от него в радужном ореоле, как будто только что сделал что-то хорошее.

Как-то раз под утро, после студенческой гулянки, я на своем драндулете заехал в район трущоб за добрых две мили от кампуса. Спать хотелось зверски, и я чувствовал, что до дому не дотяну. Я остановился у тротуара, улегся на заднем сиденье, укрывшись одеялом, которое там возил, и услышал чей-то голос: «С добрым утром, Билл». – «Привет, Чарли», – устало и раздраженно отозвался другой человек; этот голос я знал, но не сразу сообразил, чей он. «Доброе утречко, профессор, – услышал я следом. – Посмотрите только на эти туфли! Сколько ж это им? Пятьдесят шесть в обед, а чистить их одно удовольствие». Обычный для Билли текст, но тон насмешливый, издевательский. «Ладно тебе, Билл», – пробормотал первый, но того уже понесло. «Люблю ваши ботинки, полковник, – дайте я их расцелую!» В каждом слове слышалось многолетнее ожесточение. «Хватит уже, Билл, уймись», – уговаривал его собеседник, но Билли, стоя на тротуаре родимой трущобы, продолжал пародировать себя самого. Не могу передать, с какой злобой издевался он над теми, кто покупался на его штучки, а еще больше над собой, лебезящим перед этими идиотами. Потом он осекся, хохотнул и сказал: «Пока, Чарли». – «Не поддавайся им, Билл», – ответил его приятель, и они разошлись в разные стороны. Я никогда больше не чистил обувь у Билли и даже мимо старался не ходить, но как-то по забывчивости прошел и услышал: «Вот это так блеск, коммандер!» Билли, светясь от радости, обслуживал какого-то толстяка, а тот снисходительно улыбался. Я поспешно ушел, стыдясь за него, за Билли, за себя и за весь человеческий род.

– «Она определенно вернулась в город», – сказал отец Бекки, а дядя Айра ответил: «Да, мы знаем, Майлс тоже здесь».

– «Как бизнес, Майлс? Многих уморил за сегодня?» – добавил он вслед за этим, и я впервые за много лет услышал в чьем-то голосе ту же злую издевку, с какой Билли передразнивал себя и своих клиентов. Вот отчего у меня волосы встали дыбом. – «В пределах нормы». – Теперь он изображал меня, ответившего ему так целую вечность назад, у него на лужайке.

– «Я хотела сама к тебе зайти насчет этого», – просюсюкала Вилма.

– «Мне так стыдно, Майлс, – подхватила, передразнивая племянницу, тетя Аледа – от ее злобного тона мне стало нехорошо. – Не понимаю, что со мной приключилось и как это тебе объяснить, но теперь я снова пришла в себя». – «Не надо ничего объяснять, Вилма, – теперь она передразнивала меня, причем в совершенстве. – И стесняться не надо – просто забудь об этом».

Все четверо рассмеялись беззвучно, с леденящим холодом в глазах, и я понял, что это не Вилма, не дядя Айра, не тетя Аледа, не отец Бекки. Это вообще не люди. В голове у меня мутилось. Бекки, без кровинки в лице, сидела на полу, прислонившись к стенке – я видел, что она вот-вот потеряет сознание. Я зажал ей рот, чтобы не вскрикнула, и сильно, с вывертом, ущипнул ее за руку. Она немного порозовела; тогда я стукнул ее костяшками пальцев по лбу, отчего в ее глазах вспыхнул гнев, взял под локоть и помог встать. Мы бесшумно сошли с веранды, держа туфли в руках, обулись на тротуаре – я даже шнурки не завязывал – и пошли к моему дому в двух кварталах отсюда.

– О, Майлс, – простонала Бекки. Мы шли быстро, стремясь оставить позади страшный, занятый врагом дом.

В качалке на моей веранде кто-то сидел. При виде нас он встал, и на синем мундире блеснули медные пуговицы.

– Привет, Майлс, привет, Бекки. – Это был Ник Грайветт, начальник полиции.

– Здравствуйте, Ник, – ответил я. – Случилось что-то?

– Нет, ничего… я просто хотел пригласить тебя к нам в участок.

– Хорошо, но в чем все-таки дело?

– Так, пара вопросов.

– О чем? – не уступал я.

– О теле, которое нашли вы с Белайсеком, – надо и твои показания записать.

– Ладно. Ты с нами? – спросил я Бекки. – Это ведь ненадолго, Ник?

– Да, минут десять-пятнадцать.

– На моей машине поедем?

– Лучше на моей, Майлс. Потом я отвезу тебя обратно домой. Я поставил ее в твой гараж, благо ты дверь не запер.

Я кивнул, как будто считал это вполне естественным делом – хотя куда естественней было бы оставить машину на улице. Если, конечно, не хочешь, чтобы золотые звезды на дверцах спугнули тех, кого ты здесь поджидаешь. Я зевнул, уступая Нику дорогу. Как только он прошел вперед – плотный, коренастый, ниже меня, – я засветил кулаком ему в челюсть. Но свалить человека одним ударом не так легко, как вы думаете, ведь я не боксер. Ник плюхнулся на колени, и я захватил его локтем за шею так, что ему поневоле пришлось подняться. Нормального человека такое обращение разозлило бы, но он смотрел холодно, жестко, без всяких эмоций, как барракуда. Я достал из кобуры его пистолет, упер ему в спину и отпустил. Ник, сознавая, что я в случае чего выстрелю, стоял смирно. Я сковал ему руки за спиной его же наручниками и затолкал его в дом.