– Если хочешь знать мое мнение, то во всем виновата Мэри сее вздорными выдумками. Она на редкость глупая женщина и так носится со своимздоровьем, что постоянно придумывает себе болезни.

– Ей правда было плохо.

– Ну, ладно, ей было плохо. Любая разумная женщинаобратилась бы к врачу, чтобы он выписал ей какой-нибудь антибиотик, а неподняла бы бучу.

– Она думает, что это я подстроила. И отец тоже так думает.

– Повторяю, Норма: ты все это сочиняешь.

– Это ты говоришь, Дэвид. Говоришь, чтобы меня подбодрить. Аесли я и правда подлила ей что-то?

– Как это «а если и правда»? Ты ведь должна знать, подливалаили не подливала. Норма, это же идиотизм.

– Но я не знаю.

– Только это ты и говоришь. Возвращаешься к теме иповторяешь «я не знаю», «я не знаю».

– Ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что такое ненависть. Яее возненавидела с первого взгляда.

– Я знаю. Ты мне это уже говорила.

– В том-то и дело. Я тебе уже это говорила, но совершенноничего не помню. Понимаешь? Довольно часто я… я что-то говорю людям. О том, чтохочу сделать, или уже сделала, или собираюсь сделать. Но я не помню, когда яэто говорила и говорила ли вообще. Как будто я держу все это в уме, и вдруг оновырывается наружу, и я что-то кому-то говорю. Тебе же сказала, ведь так?

– Ну… то есть… знаешь, может быть, хватит?

– Но я же говорила тебе это? Говорила?

– Ладно, пусть говорила. Бывает, с языка срывается: «Я еененавижу и хочу убить. Я ее отравлю!» Но это просто детская злость, понимаешь,о чем я? Словно ты еще маленькая девочка. Дети постоянно грозятся: «Ненавижуего. Я отрублю ему голову!» И в школе то же самое: невзлюбят учителя илиучительницу и шепчут что-нибудь такое.

– Только и всего, по-твоему? Но… но получается, будто я и неповзрослела вовсе.

– В некоторых отношениях так оно и есть. Возьми себя в руки,пойми, как это глупо. Ну, ты ее ненавидишь, так что? Ты уехала из дома и неживешь с ней.

– Но почему я не должна жить в своем родном доме, с моимотцом? – сказала Норма. – Это нечестно! Нечестно! Сначала он уехал, бросилмаму, а теперь, когда решил вернуться ко мне, взял и женился на Мэри. Конечно,я ее ненавижу, а она ненавидит меня. Я думала о том, чтобы убить ее.Придумывала всякие способы, как это сделать. И мне нравилось строить такиепланы. Но потом… когда ей правда стало плохо…

– Уж не воображаешь ли ты себя ведьмой? – с некоторойтревогой спросил Дэвид. – Ты случайно не лепила восковые фигурки и не втыкала вних булавки?

– Конечно, нет. Это же глупо. То, что я делала, былореальным. Абсолютно реальным.

– Послушай, Норма, что значит – реальным?

– Бутылка же лежала у меня в ящике. Я его открыла, а онатам.

– Какая еще бутылка?

– «Истребитель драконов. Селективный гербицид». Так написанона этикетке. Темно-зеленая бутылка. Растения полагается опрыскивать. И ещеэтикетка: «Осторожно! Ядовито!»

– Ты ее купила или только нашла?

– Я не знаю, где я ее взяла, но она лежала у меня в ящике.Наполовину пустая.

– И тогда ты… ты вспомнила?

– Да, – сказала Норма. – Да-а… – Ее голос был глуховатым,почти сонным. – Да-а… по-моему, тогда я все вспомнила. И ты так думаешь,правда, Дэвид?

– Я тебя не понимаю, Норма. Я серьезно. Мне кажется, вкакой-то мере ты все это выдумываешь. Внушаешь себе.

– Но ее положили в больницу – для наблюдения, сказали врачи.Они встали в тупик. А потом объявили, что ничего не нашли, и она вернуласьдомой… И ей снова стало плохо, и тут я испугалась. Папа как-то странно на меняпоглядывал, а потом приехал доктор, и они о чем-то говорили, запершись у папы вкабинете. Я подкралась к окну снаружи и хотела подслушать. Мне надо было знать,о чем они говорят. А они обсуждали, как отправить меня куда-то, где менязапрут! Где я «пройду курс лечения»… Ну, что-то в этом роде. Понимаешь, онидумали, что я сумасшедшая, и я перепугалась… Потому что… потому что не знала,что я делала, а чего нет…

– Тогда ты и убежала?

– Нет… это было позднее…

– Расскажи мне.

– Я больше не хочу об этом говорить.

– Тебе же придется рано или поздно сообщить им, когда ты…

– Ни за что! Я их ненавижу! И отца ненавижу не меньше, чемМэри. Хоть бы они умерли! Хоть бы они оба умерли! Тогда… тогда, мне кажется, яопять смогу быть счастливой.

– Перестань городить чушь! Послушай, Норма. – Он неловко замолчал.– Я не очень-то настроен на брак и все такое прочее… То есть я вообще ни о чемтаком не думал… Разве что через много лет. Не хочется себя связывать… Но,по-моему, это наилучший выход. Давай поженимся. В бюро регистрации. Тебепридется сказать, что тебе уже двадцать один год. Зачеши волосы кверху, наденьочки или еще что-нибудь. Только придай себе вид повзрослее. Когда мы поженимся,твой отец уже ничего сделать не сможет! И не отошлет тебя «куда-то», как тывыражаешься. Он будет бессилен.

– Я его ненавижу.

– По-моему, ты всех ненавидишь.

– Нет, только папу и Мэри.

– Но, в конце-то концов, мужчине жениться во второй разтолько естественно.

– А что он с мамой сделал, это ничего?

– Но ведь это когда было!

– Да, я была совсем маленькой, но я помню. Он уехал, бросилнас. Присылал мне подарки на Рождество, а сам ни разу не приехал. Да встреть яего на улице, когда он вернулся, я бы его не узнала. Он перестал для менясуществовать. По-моему, он и маму запирал. Когда она заболевала, то уезжала, акуда, я не знаю. Не знаю, чем она была больна. Иногда мне кажется… мне кажется,Дэвид… Знаешь, по-моему, у меня что-то с головой, что-то в ней не так, и онозаставит меня сделать какую-нибудь непоправимую вещь. Вот как нож.

– Какой еще нож?

– Неважно. Просто нож.

– Но ведь ты можешь объяснить, о чем ты говоришь?

– По-моему, на нем была кровь. Он лежал там… под чулками.

– Ты помнишь, как ты его там прятала?

– Кажется, да. Но совсем не помню, что я с ним делала передтем. Не помню, где была… Из вечера выпал целый час. Целый час я была не знаюгде. Но где-то была и что-то сделала.