детстве в большей мере, чем я. Если я, будучи меньше его, получал от матери, от дедушки и отца Миланы, какое-то внимание, то ему меньше всего доставалась забота, ласка, любовь. Детство так напрямую связано с будущей жизнью человека, говорила мне моя любовь. Не думал я, что это так, пока сам не убедился, как неутолимое желание иметь свою семью, детей, может исходить от недостатка любви. Ищем любые способы, где можно её достать и восполнить нехватку. Скорее всего, и его особенное отношение к Милане пропитано этим же. Он так дорожит ею, что я опять начинаю ревновать к их братско-сестринской связи.

И сегодня он признался мне, что хочет сына. Это было так неожиданно слышать от него. Обычно он говорил, смеясь: «Я хотел бы съездить туда-то, сделать бы то-то, увидеть какую-то знаменитость…» Услышать от него мысль стать отцом, ошеломило меня и обрадовало.

С детства я видел в нём соперника. Мы вечно не могли поделить между собой любую вещь, а в переломный период и одну девушку. Но жизнь сама расставила все по полкам. На моих глазах он вырос из ребенка в мужчину, создавал себя, боролся с тягостями, встававшими на пути, и дожил до дня, когда решительно настроился на то, чтобы связать себя узами с женщиной, с его ярким и теплым солнцем, как он часто отзывается о своей любимой. И я счастлив за него, я, правда, счастлив.

Тремя часами ранее прибыв сюда, пока выставлял всю аппаратуру, я рассказал Питеру, что произошло за эти недели. Но не смог сказать двух вещей: то, что мама была в детском доме и то, что отец взял её силой. Но про то, как Ник раскаивается, как он хочет наладить с ним отношения, наверстать упущенное за те годы, что не виделся с ним, про то, что он не знал о его существовании, я втолковывал ему, но тот ничего не отвечал. Он будто глух к этому, глух к тому, что у него есть прекрасная возможность помириться с отцом и иметь под собой твёрдую опору. У них много есть схожего и в интересах, и в работе, и жизни. Им есть, о чем поговорить и не так, как нам с отцом; с моим же отцом невозможно разговаривать о чем-то, выходящем за пределы рабочих разговоров.

Не повернулся язык сказать о главном. Я и так подпортил ему сказанным настроение, поскольку за Милану он стоит горой. А узнав и о Брендоне, ворвавшемся к нам в дом, он стал раздосадованным и посоветовал завтра же поехать к нему и разобраться окончательно во всём напрямую, что я и сделаю. Он был опечален, когда услышал от Ритчелл, что произошло с Даниэлем, но ещё больше был опечален, когда я усугубил, по его мнению, положение, заглянув в его дом. Правда, я также не упоминал о том секретном разговоре между мной и инвалидом.

Ник в утренние часы лихорадочно что-то писал на тетрадных листах и предупредил меня, что ему нужно еще два часа, и чтобы я не отвлекал его, но для чего именно не сказал. По времени они должны с Тайлером уже прибыть.

Переполненный близостью с друзьями, я взираю по сторонам и невзначай выглядываю из-за спины впереди стоящего мужчины, склонного к полноте, и засматриваюсь на знакомые марки машин и выходящих из них лиц. Уместным было бы описать мое состояние: «Нахожусь как на иголках».

Как мрачные облака незаметно покрывают темно-синий вечерний небосвод, так и с грузом прошлого на плечах спускаются, точь-в-точь с долины сумрачной жизни, затерянные среди семейного крушения. Как призраки, движущиеся в ночи, они с разных сторон передвигаются и соединяются в одну единую стежку. Роковое перепутье, связывающее роковую четверку, состоящую из Ника из России, Джейсона из Англии, Марии из Америки и Анны из Испании. Четыре человека. Четыре страны. Как их судьбы вообще в свое время удивительно сплелись? Позади Джейсона Наталья, позади Анны Марк. Нельзя не писать, как в одно время они отличны друг от друга, и схожи.

Барственный, в черном костюме и белой сорочке, высокий, с насупленными черными бровями, полными мрака карими глазами, с холодным, безразличным, вызывающим чувство неприязни, взглядом держится без должной учтивости отец. На его чернявых густых с небольшим подъемом волосах, уложенных назад, поблескивает чуть уловимая седина, которую он закрашивает краской. В свои сорок семь он выглядит статно. Разойдясь с той блондинкой, с которой когда-то мы с Миланой видели его в гостинице, в холле которой состоялась наша встреча с ним, он вскоре познакомился с Наталией Морель. Младше его на десять лет, француженка, переехав жить в Америку, однажды заглянула в кафе, где у отца проходил деловой ужин. И так они познакомились и уже как полтора года живут вместе, без заключения брака. Подробностей их романа мне никто не выдавал, равным счетом, как и дальнейшие планы. С грушевидной фигурой и черными выделяющимися глазами, с тонкими длинными губами, ухоженная брюнетка с коротким стильным каре, производящая впечатление женщины, заморачивающейся по поводу своей внешности, поскольку постоянно вся из себя, сколько бы я раз не общался с ней (порой эти встречи были необходимыми, так как я часто бывал в их квартире, когда мы с отцом разрабатывали новые направления для бизнеса) на ней — дорогущая косметика и одежда от дизайнеров. И сейчас она в обтягивающем длинном чуть ниже колен декольтированном (её грудь слегка выпячивает), светло-сиреневом платье с открытыми плечами привлекает взоры неизвестных мужчин. Ее белоснежную шею обвивает мерцающее серебряное ожерелье, на ушах сверкают длинные висячие серьги, как дождик для ёлки. Наталья имеет свой салон красоты в Нью-Йорке, являясь косметологом и директором, в одном лице, поэтому может себе всё позволить. Чем не богиня? Движения ее раскрепощенные. В уверенной в себе со взглядом царицы читается сама грациозность. Страшно представить количество процедур, которые она проводит на себе, ибо ее кожа сравнится с кожей юной девушки, без единой морщинки, вмятин на лице и складочек на шее. Откровенно говоря, она действительно безупречно красива. И гармонично подходит отцу. Идя под руку с ним, как они привычно заявляются на мероприятиях, две личности принимают вид представительных важных лиц.

Мой отношение к ней самое обычное, я бы сказал безразличное. Я её никогда не интересовал, как человек, она может спросить, разузнать что-то из рабочего. Мне-то и лучше. И я сам не прошусь. И я не любопытничал о ней. Лишний раз не хочется делиться с чужим человеком своими мыслями. А, когда в комнате я