и папа, разве что из соблюдения формальностей или чтобы показаться на глазах у моего отца частью нашей семьи, женской частью (но я не считаю её частью своей семьи) из уст Натальи проскакивали одни и те же вопросы: «Как поживает Питер? Когда приедет? А как Белла? Заходите к нам в гости». Отцу вроде как она нравится, не раз невзначай я видел, как он на неё смотрит горящими глазами. Да и она. «Как на такую не смотреть. Вкладывает в себя все доходы». Не думаю, что каждый из них поддерживает связь друг с другом из-за денег, ведь у обоих по отдельности бюджет немаленький. Я не против их отношений. С ней отец не только постоянно выхолен, начищен, сыт и живет дома в порядке, а не в мусоре, который я частенько примечал, но и не одинок. С характером у неё практически также гладко, как и с намазюканным всевозможными омолаживающими средствами телом. Безмерно спокойная, максимально уравновешенная, рассудительная, очень умная, порядочная, состоятельная женщина. «Замужем она ни разу не была и все молодые годы отдала работе. Я и говорю, схожа с отцом». Отчасти в ней присутствует своенравие, и иногда ей хочется, чтобы всё было, по её мнению, по ее указанию, звучавшему в виде просьбы. Но есть у меня предположение, что вся женская половина человечества наделена этой особенностью, этой капризной ноткой и хочет нам, мужчинам, иной раз доказать, что женщины всё могут сделать сами, они самостоятельны и на них держится весь мир. «Но возможно и то, что она, живя одна, привыкла накладывать на себя всю ответственность и разбираться в тех или иных ситуациях, проблемах одна, оттого и, если её возлюбленный проявляет доминирующее отношение, она бывает неудовлетворенной этим, но не высказывает недовольств, а замыкается в себе и молчит. Вот такая женщина». Отец, однако, сформировался бесконтрольным и чрезвычайно резким, грубым мужчиной. Полная противоположность ей. «За что она смогла его полюбить?» Настоящий работяга. Все время отец говорит либо прямо о работе, либо косвенно. Хотя, мне неизвестно, с ней наедине, может, и обсуждает что-то другое. Но и Наталья зациклена на деятельности своего салона. Она смиряет его пыл, поддерживает в нем плавность дыхания, а он за это услаждает её ласками, заботой, дорогими подарками, но не допускает крайностей и не дает ослабить свою волю, чтобы дама могла позволить командовать им. Так что они слаженно подходят друг другу.

Когда-то я слышал их разговор, касающийся произошедшего со всеми нами. Он ей все рассказал со своей стороны. Она высказывала свою неодобрительную, негодующую критику на Ника, на Марию. Но её слова нельзя воспринимать в натуре, ибо она вовсе не наделена представлениями о Нике, о моей матери и оценивать ситуацию от себя не имеет и права. Конечно, она встала на сторону отца, поддержала его суждения относительно того, что ему не повезло ни с другом, ни с бывшей супругой. Отметил ли отец в своем полулживом докладе о том, что проявил насилие к Марии?

Кто ж будет в плохом свете говорить о себе? Теперь-то и я знаю всю правду, каким он был другом, лучшим.

Джейсон прослыл по рассказам Ника человеком бессердечным, расчетливым, злопамятным. Зримо, что камень обид так и не спал с его души. «Любил ли он вообще мою мать? Или украл у друга, чтобы за что-то отомстить? Или от зависти?»

Его бывший, полный когда-то счастья, друг, — есть живое воплощение смерти. В новом светло-сером костюме (черные он не носит, как сказал мне), который я решил ему подарить в благодарность за все его разговоры со мной, за советы, он, осунувшийся, невысокий, с тревожным взором, награжденный необычайной силой воли шествует с лицом, принявшим благодушное выражение. Заглянув на него, смело можно утверждать, что он не идет, чтобы сражаться. Совсем нет. С благими намерениями и с мыслями о покаянии он ступает вперед. Один. Никто не составил ему пару, потому что этот человек так устроен, что, полюбив однажды, он не полюбит снова. Даже на самую красивую из красивых он не посмотрит. Ему и не нужна красота. Насколько я узнал за всё это время Ника, то могу свободно заявить, что он не смотрит на красивые глаза или красные полные губы, так как оценивает по душе. Нынче в его сердце есть место только для одной женщины, только для одного кумира — дочери. Искоса он взглядывает на ту самую женщину, которую страстно любил. Четыре года он пробыл в одиночестве и раны его не зажили, некому было их подштопать. Отец же мой, опираясь на женщину, сумел наложить на них заплатку, но оставил дыру для обид и поводов для попреков. Осмысление того, что рядом с тобой есть тот, кто поддерживает тебя, облегчает боль.

Обжигая взглядом, свирепо зыркая на две стороны, бредет, как старушка, на фоне спутницы Джейсона, в простеньком, в горошек, темно-синем платье до колен, никлый худой цветок, который никак не могли поделить между собой два «травоядных животных». Воспользовавшись и одним, и другим, и пойдя на обман и со своим потомством (не сказав правды о своих родителях), она потеряла всю живую силу женщины. Тусклый свет ее лица, лоб между бровями которого прорезает сердитая складка, выдает злобную презрительность. Как она забросила себя! Осветленные до плеч её тонкие, как сосульки, волосы приняли странный рыжий, оранжево-желтый оттенок, а на макушке цвет в два раза темнее и с белыми проблесками. Губ словно и нет. Они и так у матери были тонкие-тонкие, а ныне будто впились в зубы. Щеки впалые. Злоба, обида, гнев на весь мир сотворили с ней нечто ужасное. Я не видел её пару месяцев, что шокирован ее положению. Она хоть ест что-то? Отреклись мы от матери с Питером… и в кого она успела обратиться? Мама никогда не выделялась красотой, но, чтобы до того довезти себя и походить на уродливую, от которой хочется отстраниться, — не ожидал. Она не далека до состояния своей престарелой любви, едва держащейся на ногах напротив нее. «Как бы приступ не оковал его…»

Размахивая каштановой гривой, в темных брюках и в обыкновенной зеленой атласной рубашке с коротким рукавом, в дурном расположении духа быстро притоптывает еще один синеголовник с острыми шипами. Широкий лоб, выпирающие губы с суровой складкой, высокая, пополневшая в бедрах и чуть в руках, — или я давно ее не видел? — своей быстротой и уверенностью в походке так и производит типичного воина. Да, во всей истории она занимала положение жертвы, но проявление