– в цвете! Наука движется вперёд. И теперь сновидения стало возможным поправлять, с одним «но»: изменять можно только приснившийся сон – то есть с чистого листа, без материала сон у вас сделать не получится. Но мы работаем над этим, и в скором времени…

– А можно мне посмотреть мой? Мой сон? – протянул палец Репрев. – Если в нём нет… ничего такого.

– Я ждала, когда вы об этом спросите! Вы правда как ребёнок. И сны у вас невинные, как у ребёнка. Говорю же вам: ни о чём не ду-май-те! – по слогам проговорила она и хохотнула. – Лягте и не двигайтесь, соберитесь… Да, вот так. И закройте глаза. Я положу вам на лоб передатчик.

Пятиконечная звезда удлинила свои лучи, обхватив голову полуартифекса.

Поле. Небо поменялось местами с землёй: тигр Алатар с Репревом полуартифексом, сидящим у него на спине, скользили по небесной стеклянной тверди, а под ними на пухленьких ножках ползли исполинские облака. Справа шла Агата, очарованно глядя на Репрева, а слева – Агния, она с угрызением секла его сердитым взглядом. Над ними висели стойкие, не колеблемые ветром пшеничные колосья, и где четвёрка проходила по выпуклой линзе неба, там же, у них над головами, расступались золотые ости.

Где-то вдалеке рокотали трубы, отзываясь в душе невнятной тревогой.

– Ну и куда мы держим путь? – раздался до боли знакомый бас Алатара, и у Репрева засосало под ложечкой. Не будь это всё сном, он бы не выдавил из себя ни слова, но во сне Репрев ответил:

– Мне-то откуда знать, ты путеводитель.

Лоб бенгардийца был испачкан в зелёной краске. Алатар низко опустил голову – не видно было его изумрудно-янтарных глаз. Репрев попробовал спешиться, дёрнув плечами, но у него ничего не вышло: он будто приклеился к тигриной спине.

– Не пытайтесь с него слезть: бесполезно, – услышал Репрев звучавший эхом голос ловчей. – Вам всё равно не увидеть того, чего вы не видели во сне. Попытаетесь обернуться – ничего, кроме тьмы, не увидите. Попытаетесь спросить что-то, что не спрашивали во сне, услышите в ответ молчание. Чтобы изменить сон, необходимо задействовать много умственных сил. Не знаю, как у полуартифексов, но у обычных кинокефалов так. А вы сильно истощены после того, как добыли малахитовую траву, поэтому не советую даже пытаться.

«Я добыл малахитовую траву!» – подумал Репрев, но его слова подло огласились вслух.

– Конечно, добыли, – сказала ловчая. – Да, забыла предупредить: все ваши мысли здесь становятся вашим языком. Лучше сосредоточьтесь на том, что видите вокруг, не участвуйте, а наблюдайте, представьте, что вы – призрак.

– Нет, какой из меня путеводитель, – сказал Алатар. – А вот ты…

Они шли к огромным, высоким, распахнутым, словно приглашающим войти, изумрудным, а может и малахитовым, воротам.

– Вижу, ваш сон перевёрнут вверх тормашками. Не желаете, чтобы я снова сделала землю – землёй, а небо – небом? – спросила ловчая.

– Да, пожалуйста… – попросил Репрев, сглотнув. – Потому что, кажется, у меня кружится голова.

– Головокружение совершенно нормально для наблюдателя сна, тем более в первый раз. Вряд ли положение неба и земли вызвало у вас данный побочный эффект. Некоторые даже летают во сне.

– Да, я тоже летал, когда был маленьким, – с волнением сказал Репрев. – Но как вы видите, что мне снится?

– Я касаюсь шара и вижу ваш сон так, как видите его вы, слышу то, что слышите вы, и слышу то, о чём вы думаете. Мне передаётся каждое дрожание ваших мускулов, каждый ваш вздох и стон. Попробуйте сами перевернуть свой сон. Соберите волю в кулак. У вас бывало так, что снится сон, и вы понимаете, что это происходит с вами не наяву, но вы не можете проснуться? И вы словно в силках, лишены власти над собой, не вдохнуть, не выдохнуть, не шевельнуться? Напрягите волю! В любом деле важно сосредоточиться!

Перед закрытыми глазами Репрева, как зажигается спирт, вспыхнула огненно-рыжая морда Алатара, и громом прогремел его голос: «Астра, ты должен сосредоточиться!»

Репрев подскочил на постели.

– О чём вы только что подумали? – взволнованно отозвалась ловчая.

– Я… не важно…

Репрев надул на висках жилы, вогнал под мякиши когти.

Небо поменялось местами с землёй, послышался гремучий треск, какой бывает только в тенебре. Полуартифекс на миг испугался, не творит ли он?

Теперь они шли среди колосьев. Никто из сна не почувствовал изменений, продолжив свой путь в никуда.

– Зачем мы идём к тем воротам? – спросил Репрев во сне.

– Чтобы идти, – спокойно ответил Алатар. – В этом ведь ты видел смысл. Дорога без конца.

– Теперь я думаю иначе.

– Иначе? – усмехнулся Алатар, и Репрев во сне ощутил, как двигаются тигриные рёбра. – Так и зачем, по-твоему, мы туда идём?

– Чтобы что-то изменить.

– Изменить что? – снова усмехнулся Алатар.

– Чтобы отменить страдания, – увереннее сказал Репрев. – Счастья всем и…

– Чтобы отменить страдания? Счастье всем? Что, так уж всем? – уже открыто издевался Алатар. – Ты, кажется, совсем ничего не понял. Ты мыслишь широко – сузь круг. По твоей вине пострадало трое живых существ.

– Как трое?! Кто? – подбросил морду вверх Репрев во сне.

– Ну, если ты меня не считаешь за живого, то Астра и кто-то там ещё.

– Астра… умер? – у Репрева почернели глаза.

– Дурашка ты! Вот я, разве я умер?

– Конечно, ты умер.

– Если я умер, с кем же ты разговариваешь? И кого ты вспоминаешь? Меня, мёртвого? Не живого?

– Ты качаешься в колыбели…

Алатар сердито вставил:

– Да мало ли где я качаюсь… Хоть на лиане в тропическом саду. Ты не обо всех думай, а о тех, кто рядом. Если ты в силах защитить их, тогда уж принимайся спасать всех.

– Он предатель, зачем ты ему это говоришь? – влезла в разговор Агния. Её голос прогорк от обиды.

– Агния, Агнушка, ведь я ненарочно! Я всё ещё люблю тебя, но какой-то другой любовью… Ведь ты и Астра…

– Что я и Астра? Ну, что я и Астра? Ну-ка, говори, предатель! – смеялась Агния, запрокинув голову.

– Ты и Астра – вы любите друг друга?

– Мне решать, любим мы друг друга или нет. А меня-то ты как любишь, если целовался с…

– Брось! – рубанул рукой Репрев. – Так же, как и её: как кинокефал любит другого кинокефала. А не как кинокефал любит кинокефалку.

– И когда ты научился так любить? А если узнаешь, что я тебя люблю, что тогда будешь делать? Откажешься от своих мыслей?

– Нет, не откажусь. В моей душе что-то происходит, оболочка лопнула и…

– А меня, меня ты любишь как? Тоже как кинокефала? – прозвенел голос Агаты.

– Да.