кушетки, вытянулся, сделавшись устрашающе высоким, выгнул грудь, ощерившись, и разъярённо вскричал:

– Я требую, чтобы вы мне ответили, а не его превосходительство! Я дал вам малахитовую траву, почему вы не можете дать мне, что я прошу!

Кинокефалка затряслась мелкой дрожью, подобравшись на круглом стуле; великан, привстав на носки, вернул себе спокойное выражение морды, спрятав новые белые клыки, как только его взгляд упал на проколотую когтями ловчей вспученную обивку стула, а из проделанных в обивке дыр пенился поролон.

– Если бы могла, я бы всё рассказала вам, – подавляя страх, тихо произнесла она. – Но я не могу, не могу, поймите вы, пока его превосходительство не разрешит мне! Я такой же отрядовец, как и вы, а значит, должна слушаться приказов. И я рискую жизнью, заговаривая с вами о том, о чём нельзя даже заикнуться. В этом комплексе у стен есть уши. Если бы я вдруг решилась вас убить, здесь бы уже был весь отряд.

– Вы же знаете, что полуартифекса нельзя убить никаким оружием? – уныло проговорил Репрев.

– Вы уверены?

Репрев в замешательстве приоткрыл пасть: впервые за долгое время пробудился страх смерти, и это было на удивление приятное пробуждение.

– Нет, невозможно, не может быть.. Вы об этом тоже не должны были мне говорить, да?

– Напротив. Это первое, что генерал Цингулон приказал передать вам в случае неповиновения. Всё в нашем мире можно убить. Вы правда думаете, что генерал Цингулон позволил бы держать рядом с собой того, кому под силу голыми руками уничтожить всю его армию? Не будьте таким наивным.

– Угрожаете? – насупился Репрев, сложив назад шакальи уши.

– Предупреждаю, – заскрипела она порванной обивкой.

– А знаете что, – Репрев повернулся к ней боком, скрестив на груди руки, щурясь от солнца в решётчатом окне, – я счастлив. Счастлив, что есть кто-то, кто может решить мою судьбу. Жизнь сразу становится живее и богаче, что ли.

– Тем не менее полуартифекс способен перемещаться быстрее скорости света, убить вас – задача не из лёгких. Навряд ли генерал Цингулон – живой гений – будет действовать так грубо и открыто.

– И что за оружие есть у генерала против меня? – спросил Репрев.

– Вы спрашиваете не у того кинокефала. Я только слышала, что оружие передал отряду какой-то могущественный и, без сомнения, богатый благодетель.

Как и всегда в минуту тяжёлых раздумий, Репрев обратился к своему серебряному кольцу с рубиновым цветком папоротника. Правый указательный палец был гол. Полуартифекс вертел головой, натягивая на жилистой шее скошенную вену, в поисках своего снаряжения – ведь плащ тоже пропал! Ловчая, встретившись с ищущим взглядом полуартифекса, поспешила успокоить:

– Ваше оружие изучают наши учёные. Как и ваши доспехи. Вам скоро всё вернут, можете не волноваться. В шкафчике висит ваш плащ – он довольно забавно смотрится между белыми халатами. А ещё он издаёт смешные и милые звуки, как будто…

– Как будто звенят колокольчики, – сказал полуартифекс и улыбнулся на её улыбку. – Надо будет отдать его в музыкальную школу – фальшивит.

В синем жестяном шкафчике между белыми халатами заботливо сложенный на вешалке звёздный плащ действительно смотрелся забавно. Булавка – зелёная иголочка – почему-то лежала отдельно на полке. Ловчая объяснила: как ни старалась, ткань было не проколоть. Репрев не стал вдаваться в подробности, потому что сейчас его заботило совсем другое.

– А где моя одежда? – спросил он, бряцая вешалками. – Не буду же я разгуливать по базе в одних штанах?

– Там, наверху, посмотрите, лежит чёрный кругляк! – вытягивая шейку, медсестра тыкала коротким когтем куда-то на верхотуру шкафа. – А вашу одежду, скорее всего, уничтожили: она же побывала в Зелёном коридоре.

– И чем мне поможет эта штуковина? – ворчливо спросил Репрев, поглаживая пальцем глянцевую поверхность тяжёлого кругляка с символикой отряда – цветком кизила на лиане кошачьего когтя. – Мне её обменять в гардеробе на одежду, как номерок?

– Это и есть одежда, – усмехнулась невежественности полуартифекса ловчая. – Бросьте себе под ноги и наступите правой ногой, если вы правша, или левой – если левша.

– А если я и правша и левша одновременно? – спросил Репрев, поочередно посмотрев на раскрытые ладони.

– Тогда какой угодно! – рассмеялась она.

Репрев наступил правой: кругляк лязгнул, капканом зажевал ступню – полуартифекс от неожиданности отдёрнул её от пола, но капкан остался висеть, по-змеиному заглатывая ногу, двигаясь и выбрасывая всё новые и новые чёрные пластины, клацая и жужжа, как бронзовка. Неизвестно, как все эти пластины помещались в такое крошечное приспособление, но униформа стала для полуартифекса второй кожей: изнутри костюм был обшит удобным и приятным материалом, похожим на овечью шерсть, и тебя словно нежно касались тёплые руки. Кто разрабатывал эту броню, твёрдо усвоил, что для кинокефалов прикосновения – всё.

Последним на шлеме защёлкнулись уши, взойдя антеннками.

– Нигде не жмёт? – улыбнулась медсестра. – Под любой размер и рост. Ещё одно удивительное изобретение его превосходительства.

– Да, но как снять шлем? – несуразно замотал мордой Репрев.

– Наша униформа – это не технологии, а воображение. А воображение ведёт интуиция. Доверьтесь ей.

Репрев доверился, и пальцы сами потянулись к подбородку, сами нажали на две никак не обозначенные кнопки – шлем расширился, и полуартифекс без труда его снял.

– И мне его теперь везде с собой носить?

– Интуиция, – вздохнула от безнадёги сторожевая, постучав себе по груди пальцем, где-то рядом с сердцем.

– Понял, – виновато кашлянул Репрев, прижал шлем к груди, и пластины собрались в похожую на кошачий коготь красную полоску, повиснув на шее.

– А вам идёт, – повела плечами кинокефалка; глаза её пожирали полуартифекса. – Будто всю жизнь были отрядовцем.

– Благодарю, – холодно ответил он. – Единственное изобретение папочки, которое пришлось мне по душе. И тело тоже вроде не жалуется.

Наконец Репрев вытащил из шкафа плащ. Вышитые золотом звёздочки, только увидели своего хозяина, сразу потянулись к нему, срываясь с полотна и переливно пища в один голос, как голодные птенцы, завидевшие маму. Полуартифекс с родительской нежностью погладил, почесал их пальцем по лучикам. Булавку он пока прикрепил к уголку плаща, чтобы не потерять.

– А папочке что, не приглянулся мой плащ? – спросил Репрев. – Только ответьте как можно тактичнее, пожалуйста, они, – полуартифекс поднял руку с повисшим на ней плащом – вышитые золотом звёздочки навострили лучики-ушки, – они очень ранимые, могут смертельно на вас обидеться. Как потом будете вымаливать прощение?

Медсестра, не сдерживаясь, во всё горло расхохоталась и ответила тактично:

– Вышью такими же золотыми нитками на своём белом халате: «Простите», – и снова в смех. – Его превосходительство уже успел изучить ваш ранимый плащ и вернул обратно. Генерал ничего необычного в нём не обнаружил. Ну, кроме