о состоянии коллеги напрямую, но сейчас его заботило лишь одно – война. Которая, несмотря ни на что, отчаянно проигрывалась. В конце концов, роль неравнодушного взял старик Эйст:

– С вами что-то случилось, генерал Торкве? Вы что-то сегодня иногда белее снега, лежащего над нашим штабом.

Средних лет генерал в очередной раз вытер вспотевшее лицо:

– Ничего, не извольте беспокоится, сэр Вангиннем. Просто, кажется, приболел. На моей службе это не скажется, не переживайте. К слову говоря, наш резерв… – поспешил Торкве сменить тему.Эйст учтиво кивнул, хотя в глазах его читалось недоверие. Они с Оттоном переглянулись.

Пока генералы пытались управлять разгорающимся сражением, Марианна стояла поблизости, всего в шагах десяти, и не знала, что ей делать.

С одной стороны, её съедал страх за Альберта и Руксуса, с другой она понимала, что если они погибнут, то такая же участь постигнет и её. Нет, всех, кто сейчас находится в командном штабе. Девушка посмотрела на присутствующих ровным, смелым взором. По большей части ей было всё равно на всех этих людей – кроме, разве что, полковника Раммонда, всё же он всегда был благосклонен к ней, но остальные смело могли катиться в пекло. Пытаясь получше всмотреться в эти чужие для неё лица, Марианна как никогда острее чувствовала, что не хочет умирать. Ей всего семнадцать, она ещё так молода, и всю жизнь, по сути, просуществовала в клетке, как домашний зверёк, над которым постоянно издевались. Только Руксус, как путеводный маяк, не дал ей потеряться в этой тьме…Она не понимала, чьей смерти боится больше – его, или своей собственной. Возможно, её одинаково страшили оба исхода. Но не только это беспокоило псайкера-телепата.Марианне это удалось далеко не сразу, но с огромным трудом она всё же научилась слабо прикасаться к чужим разумам и читать самые поверхностные мысли. С некоторыми наименее защищёнными людьми она могла даже проникнуть чуть глубже – таким человеком и оказался Лиам Торкве. Марианна знала, что его тревожит, отчего время от времени кусала губы, не зная, как ей следует поступить.

Почему…почему здесь так душно, в конце концов? Великий Император… кажется, я что-то делаю не так. Кто же я?.. Почем…почему они никак не смолкнут? Что же он хочет от меня? Святая Терра да направь меня!.. Кстати, вот здесь явно слабое место в обороне, следует сказать остальным…

Девушка-псайкер чувствовала зуд в голове, словно там завелись насекомые, а иногда перед ней проплывали даже жуткие непрошенные образы. Она знала, что это, Руксус сказал ей. Грань между мирами здесь, на Сераписе, становилась всё тоньше чуть ли не с каждым часом, и от близости Запретных Царств даже Марианне становилось дурно. Мельком она попыталась туда заглянуть – и не увидела ничего, кроме бесчисленного сонма ликующих, бьющихся в экстазе тварей. Нерождённые радовались разгорающейся бойне, их приводили в восторг реки крови, страдания и гибель смертных. Они предвкушали скорый триумф, и Марианна чувствовала себя мелким насекомым, зажатым между металлическими тисками. Что же она одна могла сделать ради спасения целой планеты?Марианна не ощущала себя героиней, и вообще не была уверена, что хоть сколько-то подошла бы для этой роли, но и чувствовать собственную беспомощность оказалась по-настоящему противно. Это ощущение даже в какой-то степени злило её.

«Нет, всё же скажу всё генералу Оттону, но попозже. Сейчас явно не время. Если предатели прорвутся сюда, нам в любом случае всем конец. Пока что нужно ждать. К тому же, здесь что-то нечисто, я чувствую».В стратегиуме действительно будто бы присутствовал кто-то ещё, невидимый, едва ощутимый, словно от него остался лишь запах. И все же Марианна чувствовала, что он здесь, плетёт свои нити. Псайкер не решалась соприкоснутся с ним, чётко понимая, что может этим ненароком спугнуть. Да, он видел её, а она его нет, но и выдавать себя девушке не хотелось.

Ты же где-то здесь, да? Кто-то из наших прятаться не стал бы, значит, ты из предателей. Я не могу тебя почувствовать, а ты, в свою очередь, знаешь, что я здесь. Да будет тебе так же известно, что бездействовать я не стану. Недолго тебе бесчинствовать осталось.

Марианна дёрнулась, когда уловила незримую, но такую яркую, наглую усмешку.

Над их головами продолжали разрываться снаряды. Руксус уже давно бросил попытки сосчитать, сколько же раз на их позиции сыпались клочья снежной земли. Впрочем, едва ли это имело значение.– Руксус… - раздался рядом голос Альберта. – Я тут понял, что моя Дисциплина не очень-то подходит для боя…уже поздно говорить, что я передумал служить?

Руксус почти рассмеялся шутке, и порадовался, что её из-за рокота боя слышал только он. Хорошо, что даже в такой ситуации его брат не терял расположения духа. Умирать с тоской на сердце не очень-то хотелось.– Просто стой рядом, дружище. Я сам всё сделаю, – сквозь смех ответил Руксус.Может, время и место для шуток было не совсем подходящим, но юноша был рад этой небольшой разгрузке. Она помогла ему отвлечься. Отсмеявшись, юный псайкер вновь повернулся к постепенно приближающейся линии фронта. Рядом вновь упал снаряд, на этот раз – авиационный. Альберт дёрнулся.– Чёрт, а ведь я мог бы отклонять их, если бы вообще видел и мне давали голову высунуть!

Тут он посмотрел на своего друга.Руксус стоял, едва пригнувшись, не моргающий взгляд серых глаз направлен словно куда-то вдаль. Довольно высокий, но худощавый, почти костлявый, он всё равно казался нерушимой скалой. Когда все вокруг прятались, боялись и волновались, Руксус лишь упрямо смотрел вперёд. На мгновение Альберт подумал, что со своим впалым лицом его брат выглядит так, словно уже умер, но то было заблуждением. В нём по-прежнему кипели жизнь, сила и решимость. Внезапно Альберта осенило.

«Он уже давно ведет свою войну – другую, ментальную, бушующую на совсем другом уровне бытия. Эта борьба мучает его, съедает изнутри, и потому то, что происходит сейчас, не имеет для