Система для Бодуэна изоморфна, изофункциональна и потому «исходит» (сверху: предложение как цельность смысла) и одновременно «восходит» (снизу: фонема как содержательное начало форм) к слову. Если исходным элементом системы для петербургской школы является слово, а для московской предложение, Бодуэн соединяет оба элемента системы в динамическом импульсе изофункционального изоморфизма, вектор к слову направлен и от фонемы, и от предложения, от звука и от высказывания одновременно. Все три постулата Лейбница соблюдены и здесь: изоморфизм как непрерывность содержания и формы, изофункциональность как актуализация любого элемента системы, минимальная содержательность на эмическом уровне (начиная с фонемы, каждая единица системы есть своего рода законченная монада). Уже в «Подробной программе лекций» в 1876 г. Бодуэн (там же: I, 101 – 102) показал связь в линии фонема – морфема – синтагма (морфология слова и предложения как форма, синтаксис слова и предложения как функция). Каждый уровень системы в отношении к низшему представляет собой «схему», согласно которой и воссоздаются новые элементы. Например, значение актуализированного предложения составляется из типового смысла синтаксической схемы и из значений составляющих это предложение слов; равным образом и словосочетания, и каждое новое слово: значение актуализированного в тексте слова составляется из словообразовательной схемы и из значений входящих в нее слов, и т.д. Внутренняя динамика подобного перехода единиц системы диктует выбор необходимых понятий и терминов, что и вызывает у Бодуэна настоятельную необходимость развития раз заданной идеи.

5. Антиномии

Поскольку Бодуэн использует диалектику Канта, то антиномичность его мышления часто вызывает подозрения в уклонении от точного ответа на возникающую научную проблему.

Например, психологические или социальные (функциональные) основы языковой деятельности Бодуэн ставит на первое место? Семантику языкового знака или его форму? Развитие языка или систему языка? Эти и подобные вопросы снимаются, если учесть философскую позицию ученого. Он не оказывает предпочтения никакой противоположности, если противопоставленная ей возможность не проработана им лингвистически. И психическое, и социальное одинаково даны в речевом акте, реально, тогда как диалектика их противоречия дана в сознании как чувство или рассудок и потому снимается в логическом – в разуме. Эта кантовская бинарность постоянно присутствует в рассуждениях Бодуэна, его недостаток заключается в том, что он часто не эксплицирует своего отношения к антиномичности постигаемого объекта, полагая это общеизвестным. Но сегодня мы видим язык в его явлениях сквозь призму последующих лингвистических теорий, основанных на других философских постулатах. Так, противоположность между синхронией и диахронией, между системой и развитием, между языком и речью, установленные в известной мере самим Бодуэном, но закрепленные таким же концептуалистом Соссюром, для Бодуэна вовсе не были противоположностью. Он осознавал их как различие между сущностью и явлением, нигде их не смешивая (по крайней мере терминологически).

В самом деле, он говорит:

«Нет неподвижности в языке <…> Статика языка есть только частный случай его динамики или скорее кинематики»

и вообще

«при рассмотрении языка следует строго различать его развитие от его истории. История состоит в простой последовательности явлений однородных, но различных. Развитие же состоит в беспрерывности изменений не феноменальных (касающихся только явлений), но существенных. Развитие свойственно языку индивидуальному (речи. – В.К.), история же – языку племенному»,

т.е. собственно языку (там же: I, 349). От индивида к виду непосредственного перехода нет (противоположность реального и идеального) – здесь наблюдается дискретность отношений, тогда как от вида к роду, одинаково идеальных, наблюдается «беспрерывность» перехода. Племенной язык как род нуждается в постулировании видов, такой же сущности, как и сам язык, но вытекающий из суммы явлений индивидуальной («психически») речи, например, из «языка писателя», из его текстов – как их инвариант. Бодуэн и говорит о «среднем языке», а это литературный язык, предстающий как инвариант индивидуальных речений на фоне общего национального языка. Происходит снятие антиномичности с исходной бинарности «язык – речь» путем включения третьей сущности. То же самое видим в других утверждениях ученого; например, введение сущности «фонема» помогает осознать такую антиномичность и раз навсегда утвердить различие между звуком и буквой, на чем Бодуэн энергично настаивал. Противоположность между говорящим и слушающим, между фонацией и аудицией также снимается введением «третьего» – церебрации, т.е. «языкового мышления» в процессе коммуникативного акта.

Понятия динамики и статики в языке глубже пресловутой схемы Соссюра, связанной с несовместимостью синхронии и диахронии. По Бодуэну, и синхрония, и диахрония одновременно и статичны, и динамичны. Варианты изменяются на линии динамики в диахронии, но инварианты выявляются только на линии статики в синхронии. Статика в диахронии дает историческую стабильность системы, а динамика в синхронии формирует вариации по известным моделям системы – именно здесь в языке и происходят все изменения. Другими словами, здесь Бодуэн различает (выражаясь современными понятиями) систему и норму: система динамична в синхронии, тогда как норма статична в диахронии. Оппозиция «синхрония – диахрония» отражает принцип сосуществования (вещно метонимическая связь элементов системы), тогда как оппозиция «статика – динамика» отражает принцип развития, т.е. связана с творческим метафорическим преобразованием сущностных характеристик системы языка. Но для Бодуэна этого мало. Бинарности, отражаемые в сознании (лево- и правополушарном), он обязательно должен соотнести с трехмерностью реального мира. Относительно данной проблемы оказывается, что статика – динамика и синхрония – диахрония соотносятся с историей и развитием, так что в обсуждение включается еще и проблема языка и речи, индивидуального и социального, психологического и логического и т.д. Синтез Бодуэна многомерен, но сохраняет следы аналитического разбиения на бинарные пары, которые также представлены в синтезе: неясно, привативные они или эквиполентные, т.е. реально равноправные.

ГЛАВА XXIII.

ФЕНОМЕНОЛОГИЯ КАК ОСНОВНАЯ НАУКА

I. ГУСТАВ ШПЕТ

Я, действительно, сторонник философии как знания, а не как морали, не как проповеди, не как мировоззрения.

Густав Шпет

1. Мнения

Московские неокантианцы и близкие к ним по взглядам философы полагали, что

«гуссерлианцы хорошо разработали проблему слова» (Лосев 1993: 869).

«Современная логика в лице Гуссерля, следуя за Больцано, убедительно показала, что человеку доступно, при известной внутренней культуре, безóбразное мышление и что именно такому и только такому мышлению открывается строй понятий, во всей его законченности и чистоте. Понятие и вещь, смысл и образ суть предметы различных измерений. Чувственной вещи свойственно непрерывно меняться; смыслу и понятию свойственно ненарушимое тождество. Различение чувственных содержаний и вещей доходит только до противоположности; различие понятий всегда закреплено остротою противоречия. Только нечувственное содержание и нечувственный предмет