слегка голодными, чтобы они всегда заинтересованно заглядывали в твою тарелку. Но с моей все было по-другому: ела она за троих, и перекусив сахарной косточкой с удовольствием трескала зеленый салат с редисом. Неудивительно, что с каждым днем она становилась все шире и шире.

Тихий плач в гостиной, где для собачки устроили спальное место, прозвучал в ночной тишине необычайно громко. Я даже вздрогнула. Сначала решила, что мне показалось. Но нет, через пару минут жалобный плач повторился.

Я встала и, накинув на себя легкий халат, вышла из спальни. Собак я не любила, и по приобретенной при жизни в Нижнем городе привычке считала, что дома им не место. Собака должна сидеть во дворе и на цепи. Как Бий. Поэтому моей собачке тоже было запрещено заходить ко мне в спальню. И это она сейчас плакала лежа в своей подстилке.

— Эй, ты чего? — я присела на корточки и погладила голову пса. Или вернее псицы. Собака была девочкой.

Она заскулила и облизала мне руку горячим мокрым языком:

— Фу, — поморщилась я и вытерла ладонь об подол халата, — не делай так больше.

Собачка протяжно завыла-затявкала. И в ее голосе я услышала... боль?

— Да, что же такое. — прошептала я, внимательно глядя на животное и прислушиваясь к своим ощущениям. Страх липкой струйкой пробежал по позвоночнику. Неужели нас отравили? Я внимательно пригляделась к собаке. Ей явно было очень плохо и очень больно. Живот ходил ходуном. — Да, чтоб тебя, — выругалась я шепотом.

Надо было что-то предпринять. Если собака подыхает, значит и мне скоро станет плохо. И неважно, что прямо сейчас у меня нет никаких неприятных ощущений... Ну, кроме проклятой бессонницы, которая терзала меня который день.

Первым делом я разбудила Третьего советника. К счастью, его личный слуга проснулся быстро, мне не пришлось тарабанить в его дверь и кричать. И через пару мгновений, в гостиную, куда меня впустили, на ходу подвязывая пояс на длинном шелковом халате, вышел мой свекор.

— Что случилось, Абрита? — он был страшно недоволен и даже зол, что я его разбудила. Его личный слуга замер у стены, слившись с интерьером.

— Моя собака, — от накатывавшей паники у меня охрип голос, — ей плохо, она подыхает. Мне кажется нас отравили.

Третий советник смертельно побледнел. Я смогла увидеть это даже в серых сумерках летней ночи. Еще бы. Моя смерть сейчас означала бы провал его плана. В очередной раз.

— Вы уверены? — резко спросил он.

Я кивнула:

— Она плачет от боли, а ее живот... он такой напряженный. И ее так сильно пучит, все ходит ходуном. Будто шевелится, — я замолчала. Мне было очень страшно. Я сотни раз была на волосок от смерти, но всегда надеялась, что если умру, то это будет быстро, без мучений...

— Кхм, — кашлянул слуга, — господин Первый советник, простите, что вмешиваюсь. Но полагаю у собачки ее светлости начались роды... она щенная...

Я с удивлением взглянула на смущенного слугу. И почувствовала себя реальной дурой. А ведь, и правда... Как я могла не сообразить, что раздувшийся живот не от обжорства, а из-за того, что она беременна. И сейчас, когда гладила ее шевелящийся живот, я ведь видела набухшие соски, но перепуганная «отправлением» не придала этому никакого значения.

— Ваша светлость, — слуга обратился ко мне, — вы, вероятно, перекормили животное. Вот она и мучается. Если пожелаете, я могу коновала нашего позвать. Он поможет вашей собаке разродиться.

— Позови, — кивнула я. И, вздохнув, подняла взгляд на Третьего советника, — простите... Я совершенно зря разбудила вас.

— Ничего, — голос Третьего советника был, как обычно холоден и не эмоционален, — идите спать Абрита. А ты, — кивнул он слуге, — забери собаку на конюшню. Незачем таскать по дому коновалов. И скажи, пусть щенков потом утопит. Не надо разводить в моем замке псарню.

Когда слуга унес рожающую собаку, я подошла к окну, оперлась на подоконник и выглянула наружу. Где-то далеко за городскими стенами, солнце поднималось над горизонтом. Короткая летняя ночь заканчивалась. Как всегда, ближе к рассвету стало чуточку прохладнее. Я прислонилась к откосу и стояла, дыша свежим воздухом. А в голове крутились слова Третьего советника о том, что щенков надо утопить.

Мне было так жаль их. Они еще не родились, а их уже приговорили к смерти. И это было неправильно, несправедливо. И не только это.

Я поняла, почему столько дней мучилась неясным томлением. Почему мне было плохо до тошноты, когда я думала о предстоящем покушении. У Грегорика были дети. И трое младших еще не достигли совершеннолетия. Их ждала та же участь, что и моего совершенно беззащитного брата много лет назад. Их должны были убить.

Я и раньше это знала. Но не придавала значения. Мое подсознание игнорировало этот неприятный момент. Но сейчас я вдруг совершенно четко поняла: я не могу допустить, чтобы дети погибли. Не могу. Ведь тогда я стану точно такой же тварью, как Третий советник.

Значит я должна была сделать все возможное и невозможное, чтобы вытащить их из той мясорубки целыми и невредимыми. А потом позаботиться о том, чтобы спрятать их так далеко, чтобы никто не нашел. И устроить все так, чтобы сыновья Грегорика не могли претендовать на престол. Та еще задачка.

Я в последний раз сделала глубокий вдох, каждой клеточкой впитывая аромат начинающегося утра. А потом отошла прочь от окна. У меня сегодня слишком много дел, чтобы прохлаждаться. Прямо сейчас я должна была навестить Жерена. Только ему я могу доверить карту подземелий, ведущих к покоям королевской семьи. И только он сможет вытащить детей из того пекла, которое скоро там начнется.

— Вайдила, — приоткрыв дверь в комнату, где спала моя названная сестра, зашептала я. Входить в комнату амазонки было совсем небезопасно. Реакция у Вайдилы была отменная, еще не проснувшись она метнула нож в мою сторону, который с громким стуком воткнулся в стену рядом. Это был предупреждающий бросок. — Это я, Абрита.

Воительница поднялась рывком и взглянула на меня так, как будто бы все это время она не спала, а тоже таращилась в темноту под одеялом.

— Что случилось?

— Мне нужна твоя помощь. Давай поговорим. Можно войти?

Вайдила кивнула, откинула одеяло и встала. Спала она одетой, как настоящий воин.

— Целастус? — коротко предложила она испить коварный и смертельно опасный