у нее 3000 ф. ст. Теперь же Красина якобы осталась без гроша. Лишена средств на содержание девочек и оплату их образования. Отмечу только, что перед Раковским Москва поставила совершенно другую задачу — заманить вдову Красина в Москву, любыми путями убедить ее вернуться в СССР. Что же касается Чункевич, то следы этой самозваной «графини» затерялись после того, как авантюристка попала в тюрьму по обвинению в мошенничестве с драгоценностями. Конец истории закономерный, с одним уточнением — тюрьма польская, Чункевич туда вполне обоснованно отправил суд г. Кракова. И, конечно, главным на процессе стал не состав совершенного ею преступления, а многочисленные интервью журналистам о том, как она была любовницей Красина, который ей эти самые бриллианты якобы и надарил.

Поскольку эта история выходит за рамки объекта моего исследования, вновь порекомендую всем, кто заинтересуется деталями этого дела, обратиться к упомянутой книге В. Д. Гениса.

Л. Б. Красин, как и многие другие лидеры большевиков, не питал особой приверженности к принципу супружеской верности. Любовница, а то и вторая семья считались едва ли не свидетельством хорошего тона среди «пламенных революционеров» того времени. «Леонид Борисович был весьма неравнодушен к слабому полу. Он имел успех у женщин и отвечал им взаимностью, что, разумеется, доставляло немало огорчений его супруге»[1819]. То, «что Л. Б. [Леонид Борисович] вообще легко сходится с женщинами», спокойно засвидетельствовала в беседе с Крестинским его младшая сестра Софья Лушникова[1820]. Уж она-то хорошо знала нрав своего братца.

С первой женой, Любовью Васильевной Миловидовой, Красин познакомился еще в студенческие годы в Санкт-Петербурге, учась с 1887 г. в Технологическом институте на химическом факультете. Кстати, при первой встрече Любовь была с подругой — Надеждой Крупской, тоже курсисткой. Но потом они расстались, когда его исключили из института. До того момента, когда они встретились вновь в 1902 г. и Любовь Васильевна стала гражданской женой Красина, она дважды успела побывать замужем и родить трех детей. Официально они с Красиным заключили брак только в 1915 г., дабы легализовать статус ее детей от предыдущих замужеств. Примерно с 1910 г. Любовь Васильевна по большей части жила за границей и в России бывала наездами. Дочери Людмила (старшая)[1821], Екатерина (средняя)[1822], Любовь (младшая)[1823] родились уже во время совместной жизни с Красиным, но все до официального брака. Несмотря на все сложности, Леониду Борисовичу удалось оформить для дочерей советское гражданство.

Трудно сказать, что так влекло Леонида Борисовича к этой женщине, по существу предавшей его в молодости, но она имела на него огромное влияние. Его близкий друг Соломон, знавший жену Леонида Борисовича долгие годы и бывший, мягко говоря, не очень высокого мнения о его избраннице, удивлялся тому, насколько умело она контролировала мужа. «Красин нередко в тяжелые минуты и раньше, и в эпоху нашей с ним советской службы жаловался мне на свою жену и на то, что семья его и, в частности, Любовь Васильевна тратят поистине громадные суммы, — отмечал Георгий Александрович. — Женщина безусловно ничтожная, но хитрая, она по-женски правильно нашла слабые места в его характере и умела на них играть, заставляя Леонида, в сущности, плясать под ее дудку»[1824]. Ну, с музыкальными инструментами и хореографией все понятно, но, к сожалению, Соломон не конкретизировал именно те слабые места характера Красина, которые нашла Любовь Васильевна. А нам было бы полезно знать о них побольше.

По мере чтения писем Красина супруге подспудно начинаешь ощущать, особенно с осени 1918 г., что автор умышленно утрирует бытовые трудности проживания в России, притом постоянно подчеркивая свое привилегированное положение как народного комиссара, то бишь министра. Хотя до этого он писал о повседневной жизни в России как вполне комфортной для обывателя. «…За мое питание не беспокойся, я прекрасно ем и не экономлю в деньгах», — успокаивает Красин супругу. Москва, по его словам, в этом плане даже выигрывает по сравнению с некоторыми европейскими столицами, в первую очередь стран, потерпевших в войне поражение. В городе работают хорошие рестораны, «не говоря уже о „Праге“, где за 50 руб. можно поесть, как и за 100 марок не поешь в Берлине»[1825].

Мне трудно судить о реальном характере отношений четы Красиных, отслеживая логику только одной стороны их эпистолярного диалога, но чувствуется, что Леониду Борисовичу комфортнее жить одному, переложив на супругу заботы о воспитании дочерей, к которым он, несомненно, очень привязан. Основная задача этой переписки сохранить контакт с семьей, убедив жену (опять же главным образом описывая ужасы жизни в Москве для детей и невозможность дать им достойное образование в условиях революционной России), что им пока лучше жить отдельно: «Родимый мой дружочек, очень тебя прошу, уж как-нибудь ты укрепись, а главное, не чувствуй ты там себя несчастной, покинутой, помни, что я все время о тебе думаю и самую эту разлуку ради тебя и ребят несу»[1826].

Хотя супруга как-то смирилась с интрижками мужа-шалунишки в ответ на щедрые поступления, обеспечивающие ей и детям вполне комфортную жизнь в благодатной Швеции, и стала их воспринимать как часть некоего пакетного соглашения, где одной из сторон даруется особая привилегия, некоторые из увлечений Леонида Борисовича становились опасными для ее благополучия. Опять же по причине необходимости значительных финансовых затрат на их поддержание.

Красин не останавливается перед прямой ложью жене, утверждая, будто члены семей высшего руководства страны лишены пайков. «Гнетет всех… сознание неуверенности в возможности регулярно получать продовольствие, — зачем-то запугивает он супругу в письме от 14 марта 1919 г. — Тут у нас такое идиотское устройство, что сами народные комиссары питаются в Кремле в столовой, семьи же их не могут из этой столовой получать еду и потому… пробавляются неизвестно как и чем»[1827].

Но постоянно врать и не запутаться сложно даже для Красина. «Питаюсь я хорошо, благодаря, конечно, возможности пищу получать в казенной столовой, хотя далеко не шикарной в кулинарном отношении, но всегда с хлебом и свежей провизией»[1828], — сообщает он вскоре жене, словно и не было прежних страшилок.

Между тем с середины 1923 г. отношения с первой женой заметно обострились: «Получил твои письма. На многие темы не хочу отвечать, чтобы не вступать в полемику. Но это мне не мешает очень тебя любить, я тебя никогда не разлюблю и всегда буду с тобой жить»[1829]. И мотивчик «никогда не разлюблю и никогда тебя не брошу» настойчиво повторяется из письма в письмо.

Итак, совершенно понятно, что речь идет о Тамаре Миклашевской. Обстоятельства знакомства Красина с этой, с некоторой натяжкой можно сказать,