Владимир гарцевал на легконогом коне, веселый, загорелый.Вокруг него держались телохранители, поглядывали на густые чащи, откуда могласвистнуть стрела или вылететь дротик. То один, то другой вламывались в кусты,гоняли птиц, чтобы не качали ветками, не тревожили.

Распоряжался охотой Тавр. Владимир заранее отвел себе рольпростого охотника. Когда Тавр торжественно протрубил в рог начало большойкняжеской охоты, Владимир первым ринулся за хортами, что затрепетали, пошлискорым наметом.

Спугнули козу, тут же обнаружили под раскидистым дубомкрупное стадо кабанов. Хорты на них бросились молча, лес вздрогнул от реваохотников, что неслись вперед сломя головы, проламывались сквозь чащи, позабыво великом князе, о ямах и валежинах, которые конь не сможет миновать на полномскаку, забыв о домашних, позабыв обо всем, кроме разбегающегося зверья, вкоторое можно на скаку всаживать пику, метать дротик, которое можно достатьмечом!

Треск кустов и неистовые крики разнеслись в тиши далеко,поднимая зверей и птиц. Владимир скакал вместе со всеми, потом в бешеном бегеоторвался даже от охраны: что значит выбирать себе самого быстрого коня!Впереди мелькнула широкая спина Войдана на аргамаке, воевода взял вправо замелькнувшей лисой. Зачем, успел подумать Владимир, шкура еще плоха, жрать и псыне станут, затем конь унес дальше в чащу, проскочил как черная молния поднизкими ветвями и вынесся на широкие поляны, залитые солнцем, снова ворвалсяпод густую тень.

Конь мчался легко, чуял землю, Владимир дал ему волю, и тотна скаку перемахивал берлоги, выворотни, коряги со вздыбленными корнями. Из-подног прыскали зайцы, мелькнули оленьи рога, выглянул из малинника встревоженныйбурый медведь.

«Богатейшая земля, – подумал он. – Дать бы ейладу, дать людям правильный закон. Очистить от грабителей, которых в этих лесахуже целые толпы. Никто не смеет грабить русский народ, кроме меня. А меняодного, пусть даже с дружиной и сотнями жен, прокормить легче, чем тысячикнязьков, вождей, вожаков разбойников, ворья…»

Он вдруг ощутил, что на какой-то миг перестал бытьгосударем. Белый свет прекрасен, вот так бы мчаться и мчаться… И никаких тебезабот, просто жить счастливо и бездумно…

Холодок страха внезапно пробежал по спине. Смерд может житьсчастливо и бездумно, но для государя такой день будет последним. Пальцысудорожно вцепились в повод, оскорбленный конь взвился на дыбы. Чувствуянепоправимое, Владимир резко повернул коня в обратную сторону.

Сбоку в чаще треснула веточка. Неуловимо быстро поднялсягромадный человек, заросший волосами. Лик его был страшен. Только что там былазеленая стена кустов, и вот огромная рука властно ухватила коня под уздцы, коньзатрепетал и присел от страха. Владимир замер.

– Узнал, убивец?

Ужасное багровое ущелье пролегло через лоб, надбровную дугу,нос страшного человека, развалив их на две половины, рассекло щеку. Другиешрамы, вздутые как пеньковые канаты, вдавленные в плоть, легли так плотно, чтоне осталось целого клочка. Кончик носа срублен, лицо с широкими ноздрямиказалось мордой кабана.

Человек в другой руке держал меч. Тело Владимира сталоватным. С ним только нож на поясе, а за плечами лук с полным колчаном стрел. Аэтот выжил каким-то чудом, стал еще громаднее.

– Узнал, Вар…яжко…

Сильная рука сдернула его с коня. Владимир упал на спину,извернулся, избегая меча, что с хрустом вошел в землю рядом, вскочил, нострашный удар кулаком в лицо бросил его на землю. В голове гудело, он поднялсяснова, деревья качались перед глазами.

Варяжко с наслаждением ударил снова. Владимир согнулся отдикой боли в паху, а другой удар в лицо отшвырнул его к деревьям. Он ударилсяспиной и сполз на землю. Остановившимися глазами видел, как медленно подходитогромный, как башня, Варяжко. В голове бессвязно кружились мысли, и страннопереплеталась боль оттого, что не успел взять ее, Единственную и Неповторимую,с ее Царьградом, с надеждой поддеть ногой Варяжко под колено, свалить ипрыгнуть сверху…

Варяжко с легкостью уклонился, со страшной силой ударилногой в бок. Дыхание Владимира вылетело со стоном, он услышал хруст сломанногоребра.

– У печенегов я научился вырывать сердца, – сказалВаряжко люто, он встал коленом на грудь Владимира, та прогнулась схрипом. – Глупцы считают, что если съесть сердце героя… Но ты – жалкийтрус и убийца брата своего! Я просто хочу взглянуть и плюнуть на еще теплоесердце чудовища, ставшего князем…

Мелькнул нож. У Владимира не было сил даже перехватить руку.А Варяжко с силой разорвал рубашку на груди князя, вскинул нож для удара и снаслаждением ударил.

Левую сторону груди ожгло болью. Владимир услышал трескраспарываемой кожи. Но Варяжко почему-то застыл, глаза выпучились. Голос былподобен рыку льва, но теперь в нем было и удивление:

– Почему на тебе крест?

Владимир заставил губы шевельнуться:

– Я есть христианин…

– Ты?

– Я, Варяжко…

– Ты, гонитель христиан? Язычник, что распинал их,вешал под ребра на крюках, заживо сдирал кожу?

Владимир повторил тихо:

– Я есть христианин…

Во рту было солоно, теплая кровь выползала изо рта, падалана голую грудь. Варяжко прохрипел яростным голосом:

– Перекрестись!

Владимир с трудом поднял онемевшую руку, сотворил крестноезнамение. Слева направо, по латинскому обряду. Варяжко все еще держал нож в еготеле, но Владимир чувствовал, что рана небольшая. Варяжко в последний миг то липридержал руку, то ли сместил удар.

– Прочти молитву! – потребовал Варяжко.

Владимир сказал несколько латинских слов, затем добавил:

– Господи, прими душу мою… Прости, что не успелвыполнить твое предначертание… Даже понять его не успел… Прими мою душу с мироми не вини Варяжко. Он не ведает, что творит… Можешь разить меня, Варяжко. Япрощаю тебе невольный грех.

Варяжко то краснел, до бледнел до синевы удавленника. Лицоего было страшно. Наконец он поднялся, сняв колени с груди поверженного князя.Зубы его стучали, руки тряслись.

– Господи, – взмолился он. – Это же убийцаневинного Ярополка! Это же убийца брата своего, это ж русский Каин! Вразумименя, Господи! Или испепели обоих молнией, дабы предстали пред очи твои и тысам рассудил в своей мудрости, кто прав, кто виноват!

Владимир с трудом собрался с силами, сел. Варяжко в двухшагах стоял на коленях. Глаза были закрыты, из-под плотно сжатых век катилиськрупные слезы. Меч лежал ближе к Владимиру.

Владимир пошевелил шеей, вытер кровь с лица. Разбитые губыодеревенели, распухшие десны мешали языку.

– Не перекладывай на бога, – сказал онтяжело. – Слышишь, Варяжко? Мы все еще как дети во тьме. Но все это былораньше, в прошлой жизни. Теперь мы начали жить иначе… Нам с тобой особо тяжко,ибо полжизни успели при старых богах… Я натворил немало…